Старый Иерусалим и его окрестности. Из записок инока-паломника
Шрифт:
Кроме упомянутой мечети есть еще две другие, меньшие, и три странноприимных монастыря: греческий, армянский и латинский, служащие для приюта поклонников этих вероисповеданий. Около города тянутся обширные развалины, как бы предместья, и отсюда можно заключить, что прежде Рамля была несравненно больше. Впрочем, во времена библейские и потом римские и греческие Рамля не имела особенного значения, а под владением сарацинов упала еще более. Только во время крестовых походов она процвела и усилилась при наплыве поклонников, которые тогда постоянно проходили чрез нее в Иерусалим. Позже Саладин разорил ее, а Ричард Львиное Сердце вновь построил. Наконец турецкий султан Сулейман значительно обновил и укрепил упавший город; но теперь окружающие его стены снова обратились в развалины и только несколько полуразрушенных башен припоминают прежнюю славу и рыцарского креста, который, блеснув минутно, не успел утвердиться здесь, так же как и в сердце самих более славолюбивых, чем христолюбивых рыцарей.
Чрез Рамлю, служащую перепутьем для поклонников, которые ежегодно спешат из Яффы в Иерусалим к празднику Пасхи, проходит также большой караванный путь в Газу; поэтому в Рамле торговля довольно оживлена; здесь проживают даже несколько европейских купцов и находится несколько мыловаренных и маслобойных заводов.
Греческий монастырь, сооруженный в 1837 году, невелик и тесен, особенно при одновременном скоплении в нем большого числа поклонников. Древняя церковь во имя святого великомученика Георгия, построенная по преданию на том месте, где отсечена глава святого Георгия, помещается отдельно позади монастырского подворья. Она низка и мрачна; она была сожжена арабами при нашествии Наполеона в 1798 году и возобновлена вновь в 1808 году. Здесь показывают обломок мраморной колонны, ознаменованный чудом, о котором упоминается в житии святого великомученика (см. в Четь-Минеи под 20-м числом апреля месяца).
Из Рамли видны развалины Лидды,
Латинский монастырь города Рамли, по преданию, построен на том месте, где был дом Никодима, одного из князей жидовских; одного из потаенных «страха ради иудейска» учеников Иисусовых, приходившего к Нему для ночной беседы.
Недалеко за городом видны развалины древнего монастыря, который предание называет монастырем 40 мучеников, говоря, что сюда были перенесены из Гевастии арменской священные останки этих доблестных воинов Святого Креста. Напомним, что они приняли мученическую смерть за Христа в озере Севастийском, куда были ввержены по повелению мучителя зимою, в то время как на берегу озера стояла жарко натопленная баня, готовая принять того, кто бы решился предпочесть временную жизнь вечной. Один не устоял в подвиге и, выйдя из озера, бросился к бане, но один из приставников, которому были открыты в видении венцы небесные, готовые увенчать претерпевших до конца, видя постыдное бегство одного из 40 мужей, внезапно уверовал во Христа и за исповедание Его имени был брошен в волны хладного озера, – и таким образом восполнил собою сорокачисленный лик мучеников (см. житие их в Четь-Минеи под 9-м числом в марте месяце). Развалины монастыря весьма живописно заросли напалами и дикими фигами. Монастырь построен квадратом с двором внутри, а стены его еще довольно целы. Изнутри по лестнице можно спуститься в две подземные церкви, своды которых тоже еще целы.
Дорога от Рамли до Иерусалима
Латрун. – Ущелье Бабуль-уад. – Колодезь Иова. – Селение Кариаф-ель-Енаб или Абугош. – Замок Маккавеев, горний град Иудов, Модин, долина Теревинфов. – Колония. – Гора Самуила (Рама). – Селение Лефта. – Поклонная гора.
Поклоннический караван, переночевав в Рамле, оставляет ее до зари, с тем, чтобы поспеть в Иерусалим до захождения солнца.
Тотчас по выезде из Рамли видите на правой стороне от дороги, между другими развалинами, большой открытый водоем, подернутый плесенью и сетью трав, наподобие наших прудов, – тот самый, о котором мы выше говорили. Дорога до Иудейских гор идет по той же равнине, на которой стоит Рамля. На всем довольно обширном пространстве (верст с 15) между Рамлею и этими горами видна только одна деревенька, на половине дороги влево, что немало удивительно, ибо почва земли заметно плодоносная и могла бы вознаградить сугубо за небольшие усилия. Не задолго до въезда в горное ущелье, уже в виду его встречаются направо от дороги древние развалины, называемые Латрун, вероятно от латинского слова latro – разбойник; здесь была деревня Латрун, по преданию родина «благоразумного разбойника» – Дисмас имя ему. Повествуют, что во время бегства Пресвятой Богородицы из Палестины в Египет с Младенцем Иисусом и своим обручником святым Иосифом, в одном пустом месте напали на них разбойники и хотели отнять осла, на котором они везли свои малые пожитки, а иногда садилась и сама Матерь с Младенцем; один же из разбойников, видя необычайную красоту Младенца, удивился и сказал: «если бы Бог принял на Себя человеческий образ, он бы не мог быть красивее сего младенца». Сказавши это, он не допустил своих товарищей обидеть чем-либо путников. Тогда Пречистая Богородица сказала разбойнику: «знай, что этот Младенец воздаст тебе воздаянием благостным, за то что ты теперь сохранил Его». Спустя много лет разбойник этот был пойман вместе с другим товарищем и осужден на крестную смерть. Посреди их был повешен вмененный со беззаконными и Господь наш Иисус Христос. Благоразумный разбойник, вися на кресте одесную Спасителя, тронутый терпением невинного страдальца, не последовал примеру своего товарища хулившего распятого Господа, но раскаявшись исповедал, говоря: «или ты не боишься Бога? мы достойное по грехам своим восприемлем, сей же не единого зла сотвори». И потом, осиянный лучом веры, воздохнув из глубины души, воскликнул: «помяни мя, Господи, егда приидеши во Царствии Твоем!» и получил в ответ: «днесь со Мною будеши в раи». Так исполнилось пророчество Божьей Матери, что сей Младенец воздаст тебе некогда (см. в Четь-Минеи Сказание о бегстве Пресвятой Богородицы в Египет под 26-м числом декабря). Ублажая неизреченное милосердие нашего Искупителя, явленное в этом приснопамятном событии, Церковь воспевает: «разбойника благоразумнаго в едином часе раеви сподобил еси».
В Латруне прежде было два укрепленных замка, остатки которых видны и поныне на возвышении. Во время крестовых походов были тут военные сторожи для оберегания дороги из Яффы в Иерусалим. Саладин разорил их вместе с селением, а развалины, которые доселе грозно выглядывают, служили с тех пор убежищем разбойникам или лучше сказать ворам, оправдывая название селения. Ибрагим паша строгими мерами обуздал своеволие арабов и бедуинов и обеспечил надолго безопасность путешественников. Теперь хотя и не слышно о разбойниках, но без хорошего конвоя и ночью нельзя никому советовать миновать эти места, представляющие много удобства для грабежа. Газские бедуины вместе с шакалами, и такие же вольные как они, рыщут ночью, порою и в сумерках по обширной Саровской равнине, ища легкой добычи и безнаказанного грабежа, боясь лишь хорошего огнестрельного оружия и консульских кавасов.
Вскоре за Латруном начинается дикое и тесное ущелье, называемое Бабуль-уад: оно тянется между скалами, покрытыми чахлым кустарником и вереском, то ложем высохшего патока, то снова вдоль узкого и неровного прохода. Окрестность дика и уединенна; по сторонам от времени до времени встречаются развалины сторожевых замков; дорога (единственный знак, что тут были люди) есть не что иное как узкая стежка, обыкновенно висящая над пропастью и трудная для проезда, потому что как бы сложена из камней, которые постоянно скользят из-под ног, впрочем, уже привычных к этому неудобству животных [5] .
5
Непривычным ездокам можно посоветовать одно: вполне довериться опытности лошадей, мулов и магарчаков, заботясь не столько о том, чтобы управлять ими, сколько о том, чтобы самим крепче держаться на них. Мы еще будем иметь случай подробнее упомянуть о неоцененных свойствах здешних подъемных животных, говоря вообще о странствиях по Палестине.
Вся окружающая природа невольно располагает к печали и задумчивости. Однако от времени до времени путь оживляется долинами, в коих растут деревья и видны древние, сложенные из камней систерны; встречаются также местами пасущиеся по горам стада маазет, – длинноухих коз, пастухи которых своею одеждою напоминают нашему воображению знакомых с детства вифлеемских пастырей; а если едете, как я, в феврале, то местами в долинах увидите и труды земледельца, плуг, запряженный волами и мало разнящийся от первобытного. Таким образом первые грустные впечатления страны прерываются от времени до времени библейскими образами.
Рамле
При одной из упомянутых выше каменных систерн, большей чем другие, среди гор в тесной низменной лощине, под тенью развесистых сикоморов и теревинфов, обыкновенно останавливаются поклоннические караваны, говоря по-русски, полдничать. Место это называется арабами Бер-Ейюб – кладезь Иова. Св. Писание упоминает о нем двукратно под названием кладезя Нефтоах (Нав 15, 9; 18, 15) или открытого. Он в самом деле открыт, но глубиною в несколько сажень, а вода, несмотря на глубину, мутна и не вкусна для питья. Кладезь Иова находится почти на древней границе колен Иуды и Вениамина; границу эту означает старый и огромный теревинф, огражденный вокруг камнями; дерево это находится в большом уважении у жителей Иудейских гор, без различия их вероисповедания. Итак, место это лежит почти в самой средине Иудеи, между морем Мертвым и Великим или Средиземным. С вершины гор, на которые надобно взбираться, взор обнимал разом всю эту землю, предназначенную от Бога для избранного народа и осененную столькими благословениями и обетованиями, это наследие Ефрема, Иуды и Вениамина, о которых известно, что сравнительно с другими своими братьями
Через три часа езды от места отдыха при кладезе Иова достигнул наш караван селения, разбросанного по скату горы; оно называется по-арабски Кариаф-ель-Енаб, или место винограда, вероятно от виноградников, которых довольно видно в селении и его окрестностях; при спуске с горы в долину, на правой стороне расположена древняя церковь, хорошо сохранившаяся и довольно обширная; внутри разделена пилястрами на три части, соединенные арками, что обличает ее византийскую архитектуру. Средняя часть несколько возвышена над боковыми. На горнем месте сохранились следы древних фресок, по которым можно угадать, что здесь был образ Богоматери. Греческое предание считает это селение евангельским Еммаусом, а церковь, воздвигнутую на месте той гостиницы, в которой, согласно евангельскому сказанию, Господь наш Иисус Христос, явившись по воскресении двум ученикам своим Луке и Клеопе, шедшим из Иерусалима в Еммаус, беседовал с ними на пути о приключившихся во Иерусалиме, доказывая им из Писания и пророков, что надлежало всему этому исполниться; когда же пришли в Еммаус, Он «творился далечайше идти», но принял их приглашение переночевать в гостинице, и здесь «познася има в преломлении хлеба» (Лк 24, 13) [6] , Селение это называется в просторечии Абугош [7] от своего нынешнего владельца Абугоша, в переводе отца Гошей, то есть родоначальника племени Гошей, некогда грозного разбойника, а теперь довольно мирного обитателя этого селения. Еще в 30-х годах нынешнего столетия Абугош называл себя князем Иудейских гор, накладывал кафар (дань) на путешественников, – и горные теснины, которые вы проехали, не раз были свидетелями стычек Абугоша с войсками турецкими. Ибрагиму паше удалось склонить его на свою сторону, и по его милости брат Абугоша даже некоторое время исполнял прибыльную должность иерусалимского мусселима (градоначальника). Когда же Сирия снова перешла во власть Турции, влияние Абугоша изменилось; чего не могла сделать сила, достигли хитростью: с помощью подкупа или измены Абугош был арестован турецким правительством и, просидев несколько времени в Константинополе в тюрьме, был однако выпущен оттуда за порукою Иерусалимского Патриарха. Уступая необходимости, он вошел в мирные сношения с турецким правительством, желая в то же время иметь в нем опору против искони враждебного ему племени арабов, живущих в окрестностях Хеврона, – племя это Ляхама. Иерусалимский паша, следуя обыкновенной политике слабых правителей: «разделяй и царствуй», извлекает свои выгоды из враждебных отношений этих двух племен, а Абугош, не теряя своего влияния между феллахами поселянами-арабами, отвечает правительству за безопасное путешествие в его владениях и проводит жизнь частного человека, предаваясь, как добрый мусульманин, благому кейфу. Проезжая мимо селения, оконечность которого занимает его горный замок, похожий издали на рыцарский замок средних веков, нередко можно видеть «князя Иудейских гор», лежащего близ дороги, под сенью сикоморов на ковре и ласково зазывающего знатных путешественников к себе на чашку кофе. Он особенно расположен к русским, и фраза, что он известен в дальней Московии, заметно льстит его самолюбию. В приезд в Иерусалим Его Императорского Высочества Великого Князя Константина Николаевича в 1859 году Абугош выехал на встречу Великого Князя с четырьмя сотнями всадников и так же точно провожал его при отъезде, за что и удостоился получить в подарок драгоценный перстень; это еще более усилило его расположение к русским путешественникам, и они спокойно могут проезжать мимо страшного некогда гнезда этого горного орла, пресыщенного незавидною славою прежних подвигов.
6
Впрочем, место евангельского Еммауса остается спорным: западные писатели отодвигают его ближе к Иерусалиму (в Колонии – см. далее). Тогда как наши древние паломники, начиная с Даниила, указывают Еммаус в четырех верстах от Рамы, к западу от нее и в стольких же верстах от Лидды, прибавляя: «и есть за горою село то, тамо идучи к Яффе от Иерусалима; и ту есть село было велико, на месте том была церковь создана, ныне разорено есть все, и село то пусто есть Еммаус, и есть в стороне пути, за горою было сею то, тамо идучи на правой стороне». Конечно, по этим признакам трудно определить ныне, какое именно место разумеет в своем описании наш паломник, но замечательно, что другой древний паломник XVI века Трифон Коробейников (1583 года) также пишет: «от Рамы (Ремли) до села Еммауса отечества Матфея Евангелиста, пять верст». Пешеход Барский, паломник XVIII столетия, в 1726 году, вспоминая об Еммаусе, пишет, что «выехав с ночлега в Рамле до зари близ времени полуденного прейдохом село малое, именуемое Еммаус, о нем же Евангелист у Луки в главе 24 стих 13 вспоминает. Весь Еммаус, – продолжает Барский, – отстоит от Иерусалима шестьюдесять стадей; стоит же внизу в долине между горами высокими окрест обстоящими, имать же отчасти и древеса садовые при себе от смоковниц и маслин, прочее ничтоже, опусте бо и мало домов имать, и христиане тамо не обитают, токмо неколико арапов» (см. Путешествие Барскаго. С. 183). Судя по этому описанию, место Еммауса, описываемое Барским, относится согласно с нынешним греческим преданием к упомянутому выше селению, называемому в просторечии Абугош. Согласно с Барским указывает место евангельского Еммауса паломник того же столетия иеромонах Мелетий (1794 года); «путь наш, говорит он, был мимо веси Еммаус воспоминаемой в Евангелии. Селение сие отстоит от Иерусалима на 60 стадий (около 11 верст). Населяется оное ныне небольшим числом арабов-магометан. Древле существовала здесь прекрасная церковь, из-под спуда коея проистекал источник: ныне все запустением покрыто» (С. 309). Действительно, около этой церкви селения Кариаф-ель-Енаб с восточной стороны протекает обильный источник чистой воды, возле которой останавливаются путники утолять жажду. Сходно с этим пишут об местности Еммауса и два паломника-писателя, посетившие Иерусалим с начала текущего столетия, Вешняков и Кир Бронников, описаниями которых оканчивается цикл наших самобытных описателей Святых мест (разумею тех паломников писателей, которые описывали лишь то, что видели и слышали о Святых местах от местных христиан). Вешняков пишет об Еммаусе: «Продолжая путь свой беспрерывно, поднимаясь шероховатыми и неровными ущельями на высокие горы и спускаясь в долины, приближались наконец к арабскому селению Еммаус, у коего с приезда видно какое-то обширное здание, до половины разрушенное… Сие селение окружается на довольное расстояние пространства равного рода садами, в коих жители подрезывали тогда (в феврале месяце) виноград, и оставляли от пней не более двух или трех отростков; засохшие же деревья срубали, и клали около дороги большие костры, для отвозу и продажи в Иерусалим, до коего по примеру сказывали наши товарищи верст пятнадцать» (стр. 71). А Бронников пишет: «продолжая путь далее к Иерусалиму, проехали мы местечко Еммаус, отстоящее в пятнадцати верстах от Иерусалима, до которого Христос по воскресении Своем сопутствовал Луке и Клеопе» (стр. 34). Из этого видно, что мнение наших прежних паломников писателей о местоположении евангельского Еммауса разделяется на две категории: паломники, бывшие до XVIII столетия, указывают его место невдалеке от Лидды и древней Рамы (село в области Вифлеемской). Наш новейший паломник А. С. Норов замечает, что эта небольшая деревенька Амоас, стоящая, если ехать из Иерусалима, недалеко от спуска с Иудейских гор, в равнине Рамли, направо от дороги, почти против Латруна. Норов полагает, что древние наши паломники принимали именно эти красивые развалины за евангельский Еммаус, со слов своих проводников арабов-христиан, которые, впрочем, ошибалась не одним сходством имени, ибо, как замечает тот же писатель г. Норов, и блаженный Иероним и многие другие писатели смешивали этот Еммаус с евангельским местом того же имени, а это последнее место (т. е. Амоас) с Никополисом. Тут было во времена владычества христианского епископство; прекрасные развалины церкви сохранились доселе. Норов справедливо доказывает ошибочность этого мнения, обращая внимание на указанное в Евангелии расстояние Еммауса на 60 стадий от Иерусалима, тогда как Никополис находится в 176 стадиях или 22 римских милях (Норов А. С. Путешествие по Святой Земле в 1835 году. СПб., 1838. Т. 1. С. 80; Т. 2. С. 102). Заметим однако, что в известном Синайском кодексе, изданном г. Тишендорфом, расстояние евангельского Еммауса означено не в 60, а в 160 стадий и притом не численными буквами, а словами: «сто шестьдесят стадий». Вот где, как кажется, таится ключ к разгадке мнения, общего всем древним паломникам; что Эммаус евангельский находится на месте Никополиса. Соглашаясь с мнением Норова, мы тем не менее присоединяемся, относительно определения местности евангельского Еммауса, к мнению второй группы наших паломников-писателей, как согласному и с греческим преданием, то есть, что на месте евангельского Еммауса находится нынешнее селение Карияф-ель-Енаб. При устах же стольких свидетелей, станет всяк глагол.
7
Некоторые полагают здесь место библейского Кариафарима и считают родиной Иуды Искариотского, ибо это прилагательное Искариот или правильнее Ишкариот, значит с еврейского: муж (иш) из Кариота.