Старый новый дом
Шрифт:
Номера квартир странным образом не были упорядочены. Потому как не успел я закончить мысль, из соседней квартиры вылетело двое парней с сигаретами в зубах. Оба были обриты наголо, а в глазах их была та же животная ненависть, что и у быков на энсьерро. Один из них, высокий, был мертвецки пьян и с трудом прошел один единственный метр до подоконника. Второй же, низкий и более худой, был намного более подвижным. Он вытащил сигарету изо рта и подошел ко мне:
– Здорово.
– Шолом.
– Гы, – выдало второе тело.
– Шолом? Это что значит? – спросил служивый.
–
– А че, обычное «привет» уже никак не котируется?
– Ну, привет, если тебе так проще.
– Да ладно, расслабься, – он оскалился. – сигарета есть?
Я глянул на сигарету в его руке, посмотрел на его оскал и снова на руку:
– Нет, у меня нет, к огромному моему сожалению.
– Че, не куришь, да? Спортсмен, значит.
– Курю, но сигарет у меня нет. Может, твою пополам покурим?
– Ну, давай, – он прикурил и протянул мне сигарету, не снимая с лица дикий взгляд и оскал. – а че патлатый такой?
Его друг в этот момент медленно стек по стеночке в сидячее положение и кое-как закурил сигарету, попутно пытаясь открыть бутылку водки, которую он словно фокусник достал из пустоты.
– Нравится мне так, – ответил я.
– Мужики так не ходят, ты в курсе? У мужика должны быть короткие волосы. Шевелюра – это для баб.
– Байкеры так не считают, – я передал ему сигарету, ожидая очередного его выпада.
– А че за коньяк пьешь? – он указал на бутылку в моей руке.
– Дешевый, качественный, печень в щепки, – полумертвый служивый бросил взгляд снизу и попытался понять, о чем идет речь.
– Хорошо сказал, – он затянулся. – так может выпьем?
– Никак нет.
– Никак нет? Ты служил? – резко спросил он, глядя на меня снизу вверх.
– Никак нет, – коротко отвечал я. – не служил.
– А че тогда отвечаешь по уставу?
– Просто так.
– А че не служил? Кто родину защищать будет? – нервозно возразил парень.
– Ага-а, – доносилось снизу.
– Солдаты, я полагаю, – ответил я.
– А ты забавный. Только дерзкий слишком, – он сделал шаг в мою сторону. Я понял, к чему все идет и предвкушал драку.
– А ты в курсе, кто не служил – тот не мужик. Ты не мужик?
– Мужик, – я был хладнокровен, но страх был где-то внутри. – могу показать.
– Ну, давай, – он оскалился вновь.
Я собрался с мыслями и пытался придумать, как и куда его ударить. Но самое главное было – переступить через свой страх. Я не поощрял насилие, никогда. Но ситуация требовала действий, и вот мысль пришла в голову. Я, забыв о тошноте, сделал глоток коньяка, поморщился и резко ударил его бутылкой по голове. Кажется, я попал в бровь. Бутылка осталась цела.
– За ВДВ, да? – усмехнулся я.
– Ну, сука, тебе конец, – кровь стекала ему прямо в глаз. Вторым, к сожалению, он все видел. Он сделал пару шагов в мою сторону. Я попытался уклониться и повалить его, но он поймал меня на встречном движении и попал прямо в челюсть. Я упал. Бутылка коньяка была еще в руке. Его друг окончательно улегся на пол, не обращая внимания на происходящее. Я ударил его
– Еще тебе? Я спрашиваю, еще?! – чувствовалось, что он устал, но я устал не меньше.
– Да все, хорош! – я закрывался, и он не попал бы по моей голове, зато руки он мне отбил знатно. – давай на мировую.
– Ладно, живи.
Я недоверчиво убрал руки и глянул наверх. Он протягивал мне руку, чтобы я мог подняться. С его помощью я встал и отряхнулся. Где-то жгло кожу, где-то тянуло мышцы, и я точно знаю где раскалывалась голова. Челюсть немного отекла, но боли я не чувствовал.
– Как сам? – спросил он.
– Живой. Как голова?
– Пойдет. Сколько бутылок мне в голову прилетало.
Я охотно поверил в относительную целостность его головы и, возможно, приблизил его к слабоумию. С одной стороны, это меня радовало, с другой – мне было его жаль.
– Ну, давай тогда выпьем, – он вытянул у друга бутылку, как соску у спящего младенца и протянул мне. – а то что не служил – это поправимо.
Все мое опьянение сошло на нет в процессе драки. Тошнота прошла, а головная боль усилилась. И я решил, что самое время для второго раунда. Я взял бутылку у служивого и сказал:
– Надеюсь, что нет, – я поднял бутылку в воздух и саркастично, по крайней мере я думал, что саркастично, произнес. – за защитников отечества!
– За нас! Ура! Ура! Ура! – бодро выпалил истекающий кровью служивый.
Я не разделял его радости и гордости. Защитники отечества, которых я упомянул, защищали и защищают его. Это несчастные люди, столкнувшиеся с самыми страшными вещами в нынешнем мире – насилием, смертью и принуждением. Я пил за них. Но служивый, очевидно, подумал, что я поднимаю стакан и в его честь. Он ошибался. Но ему я об этом не сказал.
– Как зовут-то тебя? – спросил он.
– Называй меня пьяным мастером.
– А ты все еще дерзкий! – с оскалом недоумевал он. – тебе повезло, что тут я, а не какой-нибудь сумасшедший.
– Тебе повезло, что у меня не было второй бутылки.
– Ну, сука, – он усмехнулся. – ладно.
Сумасшедшим он и правда не был. Порой даже казался совершенно адекватным. Но отбитая голова, армия, возможно, окружение – все это давало понять, что из человека можно сделать что угодно. Можно навязать ему такие ценности, которые убедят его, что уверенность и глупость – это достоинство и отвага. Он может быть непоколебим в своей смелости и бить себя по лицу, если только скажут, что это его долг перед страной. Мне до последнего не хотелось верить в то, что таких и называют сейчас защитниками отечества. А таких было много. И все они вылезали откуда-то, как февральская грязь из-под снега, и докучали своей самодовольной гордостью, которую им подарили вместе со званием защитника.