Старый причал
Шрифт:
— А мне, знаешь, письмо пришло, муж отыскался. Развод просит. Думала сперва, помучаю, а потом решила: чего кровь человеку портить, пусть живет, может быть, он счастлив со своей безбровой. Права я, как думаешь?
Он промолчал.
— Ну что же, счастливо тебе. — Она обвела глазами комнату, остановила взгляд на подкове и спросила с какой-то отчаянной веселостью: — Что же ты, механик, двоим дарили, а один увозишь? Нехорошо.
Амина подошла к чемодану Эмина, в задумчивости провела пальцами по холодной подкове. Сказала
— Может, останешься, Эмин?
Эмин включил приемник. Зейнаб Ханларова пела о любви, огромной, знойной, роковой…
Подступила ночь. Тихо, безветренно, на дереве лист не шелохнется. Сельские улицы опустели, в окнах огни.
Ильяс-киши и Эмин стояли у двора старика.
— Ты ни о чем не беспокойся, сынок, — говорил Ильяс-киши. — Плюнь на эту подлую бумажку, никто ей не поверит. А если надо будет, я сам в Баку поеду, друг у меня там живет, полковник милиции, вместе воевали, отличный человек, правильный — поможет…
— Да я ничего не боюсь, Ильяс-ами.
— Правильно. Ты, главное, за эти насосы скорей берись — очень нам нужна насосная.
Эмин попрощался, прошел за угол дома и, убедившись, что никого поблизости не видно, тихо постучал в окно.
В комнате погас свет. Окно отворилось, и в темном проеме возникло лицо Амины…
Ильяс-киши, постояв немного у калитки, уже было ступил во двор, когда его негромко окликнули.
От большого дерева отделилась фигура, и к Ильясу-киши подошел Салман.
— Добрый вечер, Ильяс-киши.
— Здравствуй.
Салман достал сигареты, не спеша закурил, пустил струю дыма.
— За что ты меня не любишь, Ильяс-киши?
— Я не девушка, чтобы мне такие вопросы задавать, — усмехнулся Ильяс. — Говори, если дело есть.
— Смотрю я на тебя и думаю: вот мечется человек всю жизнь, со всеми спорит, ни себе покоя, ни другим… А зачем? Какой толк? Кто оценил? Что изменил в жизни? Хотел лучше сделать людям, мертвые земли поднять, а что вышло? А человек ведь не ворона, не триста лет живет… — Салман словно сам с собой разговаривал.
— Смотри, какой у тебя интересный разговор. Ну, продолжай, продолжай.
Эмин и Амина разговаривали шепотом.
— Нам с тобой надо в Баку поехать, — говорил Эмин.
— Зачем?
— С отцом и матерью познакомлю, друзей моих посмотришь.
— Ну да, скажут, в городе ему мало девушек, из деревни старуху привез.
Эмин нахмурился.
— Ладно, не сердись, шучу. Поговорим еще. А сейчас иди уже, отец вот-вот зайдет.
Они попрощались. Эмин, выйдя из-за дома и увидев беседующих, невольно замедлил шаг. В красноватом свете сигареты он узнал Салмана, остановился, прислушался.
— Плюнь ты на них, Ильяс-киши, не стоят они твоих мучений, клянусь могилой отца. Пусть сажают что хотят и где хотят, пожалеют потом, что тебя не послушали. А мое предложение простое. Вино ты отличное делаешь. Мы на тот год скупаем весь виноград в селе, а ты превращаешь его в золотое вино. Остальное — забота моя. Что скажешь?
— А вывозим на пароме Исы? — усмехнувшись, спросил Ильяс.
— Именно. Паром еще послужит. А ты ломать его хочешь, — тихо засмеялся Салман. — Я и бумаги все беру на себя — есть в районе свой человек, поможет…
Эмин слушал с напряженным лицом.
— Ты про могилу отца напрасно вспомнил, хороший он был человек, достойный. А вырастил мерзавца, — сдерживая бешенство, сказал Ильяс. — Уходи. И благодари бога, что не к лицу мне в моем возрасте драться.
Салман не спеша затоптал окурок:
— Ну что ж. Жаль. Я думал, может, ты к старости поумнел, что-то понял. Слушай, а каково это — иметь двух зятьев одновременно при одной дочке, а?
— Подлец! — задохнулся от гнева Ильяс и схватил Салмана за ворот сорочки. Но тот легко оторвал его руку и с силой оттолкнул. Ильяс-киши ударился о забор, охнув, осел на землю.
Салман, не оглянувшись, пошел прочь.
Эмин догнал его в несколько прыжков. Салман быстро повернулся на звук шагов и тут же рухнул от удара.
Эмин кинулся к Ильясу-кнши, обхватив, стал поднимать.
Он не видел, как встал с земли Салман, не услышал щелчка кнопочного ножа.
Он только вздрогнул вдруг, обмяк всем своим сильным телом, выпустил Ильяса-киши. Взялся рукой за грудь, поднес мокрую ладонь к лицу и, цепляясь за забор, упал на Ильяса.
По ночной реке мелко сеял дождь.
Иса лежал на топчане, забросив руки за голову, курил. Услышал шум подъезжающей машины, встал и вышел из комнаты.
— Ты один? — послышался настороженный голос Салмана из серой «Волги».
— А с кем мне быть? — усмехнулся Иса.
«Волга» въехала на паром. Салман вернулся на берег:
— Ты меня не видел, понял? И давай быстро отчаливай!
— Что, бежишь?
— Считай, вольную тебе даю. Надеюсь, рожу твою протокольную не увижу больше. И держи язык за зубами — под землей найду, если что сболтнешь!
Тут случилось неожиданное. Из маленького закутка возле дома вышел черный боевой петух Исы, важно прошагал к причалу, подозрительно а зло поглядел на людей и внезапно закукарекал во все горло.
В молниеносном броске Салман поймал его за голову, и как тряпку взметнув вверх, с бешеной силой рванул вниз. Отбросил уже бездыханную птицу в сторону.
Непобедимый петух Исы валялся на сырой земле, срамно разбросав голенастые ноги.
— Ты что, мерзавец, сделал?! — дрожащим шепотом подступил к Салману Иса. — Зачем птицу убил? — И вдруг закричал голосом, полным отчаяния: — Что же вы, сволочи, все кругом убиваете, все пачкаете, все поганите?!