Старый причал
Шрифт:
Они долго шагали молча. На далеких пашнях работали два-три трактора. Кругом лежала земля, бурая, в трещинах, поросшая бурьяном и чахлым кустарником. Вдруг их обогнал всадник — пожилой усатый мужчина па кауром жеребце и с ружьем за спиной. Он ехал шагом, широко жестикулируя свободной рукой, и что-то вполголоса говорил, словно обращаясь к аудитории. Эмин проводил его взглядом, потом вопросительно взглянул на Амину.
— Это колхозный сторож Самандар, — пояснила она. — Он у нас по воскресеньям иногда лекции в клубе читает и все время репетирует.
— О чем лекции?
— О разном. Последний раз о том, что в Австралии много кроликов развелось.
Они дошли до сдвоенной чинары. По се ветвям туда-сюда порхали бойкие птицы анадили, перекликались между собой, и в этом их перекличке слышалось: «Нашел?» — «Не нашел!»…
— Грустно их слушать, — кивнула на чинару Амина. — Многие люди, как эти анадили, — что-то ищут всю жизнь, а найти не могут… Слушай, механик, а ты сам захотел сюда приехать или заставили?
— Ну почему — «заставили»? Просто направили после института.
— Понятно. Значит, уедешь скоро.
— Не скоро — через три года.
— Самое большее — через полгода, — усмехнулась Амина. — Года два назад сюда прислали учительницу русского языка в школу. Хорошая была, веселая поначалу, дети ее любили. Зиму перезимовала — и уехала. Уехала со слезами: детей, говорила, бросать жалко, но не могу больше — тоска.
— Ну, я не учительница, — отозвался Эмин. — Но понять ее можно.
— Понять, конечно, можно. А дети и сейчас без учительницы… Ну вот мы и дошли.
Перед ними была маленькая сельская кузня. Пожилой крестьянин держал под уздцы лошадь. За почерневшей дверью дробно стучали молотки. В закопченном окне мерцало зарево горна.
Из кузни вышла могучего сложения женщина. На ней был кожаный фартук. Из кармана торчал молоток.
Женщина подошла к лошади, левой рукой легко оторвала от земли ее заднюю ногу и точным движением припечатала подкову к копыту.
Повернув голову, тревожно повела ноздрями лошадь. Короткими ударами женщина прибивала подкову. Вся операция заняла несколько минут. Крестьянин поблагодарил, расплатился, тронул лошадь.
Эмин смотрел во все глаза. Женщина подошла к ним.
— Добрый день. Амина. Что у тебя?
— Здравствуй, Халида. Вот, посмотри. Механик наш говорит, топор уже выбрасывать надо, — сказала Амина улыбаясь. — Ты как думаешь?
Халида посмотрела поломку, молча понесла топорик в кузню. Вскоре оттуда донесся стук молотка.
— Понимаешь, у них в роду с древности все мужчины кузнецами были. А у ее отца одни девочки стали рождаться. Вот Халида и стала кузнецом, чтобы семейное ремесло не исчезло.
— Но зачем? Кому это сегодня нужно?
— Вот этому крестьянину нужно. Мне вот, видишь.
— Подковы на заводе штампуют тысячи в день!
— Да разве на заводе так сумеют, как мастер? Заводскими подковами только дохлую лошадь подковывать. Весят по полкило, а стираются через две недели.
Халида вышла из кузни и молча протянула топорик Эмину.
Эмин взял, придирчиво осмотрел. Даже следа стыка не было видно на блестящем металле. Он восхищенно покачал головой, с улыбкой спросил:
— Берете учеником?
— Надо подумать. Парень ты, вроде, здоровый. Хорошо, что пришел, а то я сама к тебе собиралась. Тут Ильяс-киши на днях заходил, говорил, что ты насосную станцию ставить будешь для виноградников, просил тоже подумать. Так я думаю, что для водопровода короче пути, чем от старого парома, не найти. Потому и причал там строили, что близко к селу. Правда, подойдет ли там глубина, я не знаю. А будет нужна какая-нибудь поковка, скажи, сделаем. Ну, а это возьмите на счастье, — Халида вытащила из кармана фартука подкову. — Вот вам, одна на двоих…
Они смущенно переглянулись. Эмин взял подкову.
— Так вот ты какой быстрый, оказывается, — сказала Амина, когда они отошли. — Не успел приехать, а уже тоже в виноградную историю ввязался!
— Да ни во что я не ввязался! — рассердился Эмин. — Пришел твой отец, чуть ли не приказал заниматься этим дурацким водопроводом и ушел, даже не выслушав. И теперь я вроде что-то кому-то должен. А я никому ничего не должен, мое дело — технику ремонтировать, и все!
Амина не ответила ни словом.
— Дела у вас тут творятся, — уже спокойнее продолжал Эмин. — Сторож про кроликов лекции читает, женщина лошадь подковывает. Или вот твой отец — ну какая ему разница, что здесь будет расти через десять лет, картошка или виноград?
— А ты, видно, никогда этого не поймешь, — остановилась Амина. — Ты у нас человек случайный — побудешь, уедешь и забудешь. Л мы живем здесь, понимаешь? Отец отсюда на войну уходил в восемнадцать лет, мать мою похоронил здесь. Ему не все равно, что здесь будет расти и через десять лет, и через сто… Все, механик, дальше я одна пойду! — И Амина быстро ушла по дороге.
На районном колхозном рынке в ряду, где торгуют фруктами, Ибрагим продавал виноград. Соседние прилавки, где прошлый раз торговал Агамейти и другие сельчане, были пусты.
У входа на рынок остановился «газик». Из него вышел Омароглу. Он подошел к Ибрагиму, взглянул на пустые прилавки рядом, помолчал, потом спросил с усмешкой:
— Как торговля?
— Покупают…
— Я вот думаю, как трудно людей распознать, — сказал председатель. — После того раза я думал встретить здесь любого, но только не тебя. А вышло наоборот. То ли твои соседи трусливее тебя, то ли… совести у них побольше? Как думаешь?