Статьи и рассказы
Шрифт:
На заседании ортопедического общества всё шло своим чередом. Мешунина бодро отбарабанила двадцатиминутный доклад. Доктор Левин мог даже не слушать. Он был знаком с диссертацией. Нужны ли ему тезисы этой убогой компиляции? Затем, захлёбываясь от восторга, выступили три оппонента. Третьим оппонентом была профессор-физиолог Оскарова из научно-исследовательского института физиологии Академии наук. Её выступление ни по форме, ни по сути не отличалось от двух предыдущих. Но доктору Левину очень понравилась трижды повторённая ошибка, дававшая основание заподозрить профессора Оскарову в знании анатомии на уровне диссертанта Мешуниной. А ещё ему очень понравилась фраза, что доктор Мешунина проделала большой труд.
Аудитория несколько удивилась, когда после оппонентов-профессоров слово попросил врач,
– Уважаемый председатель, уважаемые коллеги. Полагаю, что вы ждёте от практического врача вопрос, что даёт эта диссертация практическому здравоохранению. Чтобы у вас не создалось мнение о моем потребительском отношении к диссертации, я посмею рассказать забавную историю. В середине прошлого века Фарадей продемонстрировал свои опыты министру её величества. Опыты произвели впечатление на министра, но он спросил, какая от них польза? Фарадей неопределённо ответил, что можно, например, за небольшую плату демонстрировать их публике. Таким образом, в казну поступят какие-то деньги. Фарадей не подозревал, что он открыл основополагающие законы физики, что он открыл всё то, что нас сейчас окружает, то, без чего сейчас немыслима нормальная жизнь цивилизованного человека. Вот почему потребительское отношение к научной работе я, практический врач, считаю не просто недопустимым, а преступным. Но позволю себе проанализировать не практическую сущность диссертации, которая, естественно, отсутствует, а её сугубо научную ценность. – Дальше он прошёлся по диссертации паровым катком. Со стола председателя он взял экземпляр диссертации и с особым удовольствием процитировал несколько примеров вопиющей медицинской безграмотности автора. Заключая выступление, он сказал: – Уважаемая профессор Оскарова сказала, – кстати, меня крайне удивило, что профессор-физиолог, изучающая мозг, не знает анатомии мозга; нет в мозгу центральной извилины; есть прецентральная и постцентральная. Это, между прочим. Так вот профессор Оскарова сказала, что Мешунина проделала большой труд. Не могу не согласиться с этим. Но не проделывает ли большой труд бухгалтер, готовя годовой бухгалтерский отчёт? А известен ли уважаемой аудитории случай, когда за годовой бухгалтерский отчёт кому-либо присваивали степень доктора медицинских наук?
Доктор Левин сел на своё место. В большом конференц-зале царила тишина космического пространства. Председательствовавший член-корреспондент Академии медицинских наук делал вид, что ищет какое-то место в диссертации, перелистывая её. В конце концов, он тяжело поднялся со стула:
– Уважаемая Екатерина Павловна, вероятно, отказалась от ответного слова. Не защищается. Поэтому я посмею выразить мнение ортопедического общества, что в таком виде диссертация не может быть представлена к официальной защите. Вероятно, Екатерина Павловна учтёт замечания Давида Исааковича, исправит и доработает диссертацию.
По пути домой член-корреспондент, с которым Левин был в приятельских отношениях, несмотря на разницу в возрасте и статусе, сказал:
– Жестокий вы человек, Давид.
– А вы кто? Надо было вам мараться об это дерьмо, чтобы считаться консультантом ещё одной докторской диссертации? Вы мне напоминаете спортсмена, ведущего счёт завоеванных медалей. Кстати, вы, консультант, хотя бы прочитали этот большой труд?
В течение нескольких дней доктор Левин выслушивал восторженные отклики на своё выступление. Он воспринимал их cum grano salis – с крупинкой соли, иронически, с осторожностью, считая, что это не столько дань его красноречию, сколько радость недоброжелателей Мешуниной. Всё-таки завалена диссертация. Его только удивило количество недоброжелателей.
Не меньшее их число обратилось к нему через год, когда Мешунина снова подала на защиту диссертацию. Но он отмахнулся от них. Не стал даже читать исправленный и дополненный фолиант. Лень было. Своё удовольствие он уже получил. Во всех последовавших стычках с профессором Мешуниной, заместителем директора ортопедического института по научной части, наедине или публично, доктор Левин неизменно выходил победителем. Вероятно, поняв тщетность такого оскорбительного противостояния, вернувшись из полугодичной командировки в Англию, профессор Мешунина весьма дипломатично предложила ему перемирие. На заседании общества она делала доклад о состоянии ортопедической и травматологической службы в Великобритании. Мешунина рассказывала, как тяжко и долго после окончания университета английский врач поднимается по лестнице до заветного звания специалиста и консультанта. Она рассказала о феноменально трудных экзаменах для получения этих званий. И тут, оглядев конференц-зал, в котором сидело более ста пятидесяти ортопедов, она сказала:
– Думаю, что из присутствующих здесь только два человека могли бы сдать экзамены на звание английского специалиста. Это профессор Антон Хрисанфович Озеров и доктор Давид Исаакович Левин.
Но и этот дипломатический комплимент доктор Левин воспринял cum grano salis.
Последнее их противостояние произошло тоже на заседании ортопедического общества уже незадолго до того, как доктор медицинских наук Д.И. Левин навсегда покинул и это ортопедическое общество, и город, в котором оно находилось, и республику, в которой находится этот город, и страну, частью которой была эта республика.
Профессор Мешунина докладывала свою научную работу. В какой-то момент, когда в докладе прозвучала явная нелепость, из последнего ряда прозвучал хорошо поставленный командирский голос Давида:
– Бред сивой кобылы.
– Почему? – Смешалась Мешунина.
– Вот когда вы закончите, я объясню.
Сразу после доклада доктор Левин поднялся на кафедру и объяснил, в чём заключалась нелепость. Тут из первого ряда откликнулась Мешунина:
– Я просто неточно сформулировала.
– Знаете, Екатерина Павловна, точность формулировки имеет огромное, иногда решающее значение. Однажды рыбак поймал рыбку. Не простую рыбку, а золотую. «Смилуйся, рыбак, отпусти меня. Любое твоё желание выполню». «А мне ничего не надо. У меня есть всё. Впрочем, сделай так, чтобы мой член доставал до колена».
– Хулиганство, – раздался голос Мешуниной в оживившейся аудитории.
– Проснулся рыбак утром и, о, ужас! Бёдра его укоротились так, что коленные суставы оказались на уровне головки члена. А всё почему? Потому, что формулировка была неточной.
– Хулиганство! – Сквозь слёзы прокричала Мешунина и под хохот аудитории покинула конференц-зал.
Мешунина была права. Конечно, хулиганство. Но доктор медицинских наук Д.И. Левин, которого обожали пациенты, уважали коллеги (а некоторые ненавидели), любили руководимые им молодые учёные, не жалуясь на то, что руководитель держит их в чёрном теле, изредка позволял себе расслабиться и даже похулиганить. Почему бы в таких случаях не прибегнуть к казарменному остроумию?
Два однокурсника. Шма, Исраэль!
Рассказы
Трофейная команда
Среди трёхсот двух студентов нашего курса Алексей Гурин выделялся не только своей солидной внешностью и летами. Возрастной разброс у нас был значительным – от семнадцати до пятидесяти с лишним лет. И габариты студентов варьировали. Были и тощие астеники, почти дистрофики (время-то было голодное, послевоенное). Были и выталкивавшие двух пассажиров из передней площадки трамвая, когда они втискивались в заднюю дверь.
Алёша Гурин выделялся в нашей среде основательной респектабельностью. Кого можно было поставить рядом с ним? Разве что старосту курса Мишу Скубака, высокого красивого брюнета, вальяжного, с раскачивающейся походкой моряка. Но Скубак не был моряком. Фуражка лётчика. Высокая тулья. Голубой околыш. Кокарда. На отлично скроенном кителе орденские планки. Набор такой, что никто из нас, фронтовиков, даже приблизиться к нему не мог. Шутка ли? Орден Ленина, четыре ордена Красного знамени и ещё что-то. Известное дело. Лётчик. Кого ещё так награждали? Была у Миши Скубака одна вещь, вызывавшая у меня белую зависть. Скубак владел пишущей машинкой. И не простой. Лента была двуцветной. Можно было печатать и чёрными и красными буквами.