Статьи из газеты «Известия»
Шрифт:
ОЛИМПИАДА, греч. Реклама принимающей страны в форме спортивного праздника. С 2007 по 2014 год — русская национальная идея.
ПАРЛАМЕНТ, англ. Британская национальная идея. В России — альтернативный сексу (см.) способ делать карьеру, имя, деньги и т. д.
ПЕРЕСТРОЙКА, сов. Русская национальная идея. Выступает способом спасти Отечество, когда уже не помогают нанотехнологии (см.), спутник (см.), Олимпиада (см.) и водка (см.)
ПРЕВЕД, рус., падонк. Русская национальная идея. Внезапная благая весть, озвучиваемая Медведом (см.). Содержание Преведа меняется в зависимости от эпохи: это могут быть нанотехнологии (см.), но может быть и фак (см.).
ПРЕССА, франц. Группа людей, информирующих мир о новостях (на Западе) и виноватых во всем (в России).
РОК-Н-РОЛЛ, амер. Очень громкое караоке с элементами социального протеста.
САНТА-КЛАУС, зап. Евроамериканский аналог Медведа. Разница в том, что Санта-Клаус приходит раз в год, а Медвед — когда захочет.
САММИТ, англ. Способ для глав государств продемонстрировать нерушимые личные отношения на фоне нарастающих межгосударственных противоречий.
СЕКС, англ., амер. Способ сделать человека, карьеру, сюжет, брак, развод, скандал, стихотворение, песню, рок-н-ролл (см.). Мужчина вспоминает о с. каждые десять минут, а женщина не забывает вообще никогда.
СПУТНИК, сов. Русская национальная идея. Доказала всему миру, что жизнь есть не только в космосе, но и в СССР. Чтобы доказать это применительно к России, сегодня приходится прибегать к нанотехнологиям (см.).
СУВЕРЕНИТЕТ, интерн. Заменяет вообще любую нацидею.
СУПЕРМАРКЕТ, интерн. Большой дорогой магазин, выстроенный на месте большого дешевого рынка.
СУПЕРМЕН, амер. Тот, кто может себе позволить закупаться в супермаркете (см.). Еще умеет летать, но это вторично. Летать умеет и спутник (см.).
СУШИ, япон. Японская национальная идея, местный фастфуд (см.). По слухам, способствует сексу (см.) и приводит к харакири (см.).
ТЕРРОР, интерн. Один из способов осуществления джихада (см.). В России пропагандой т. является любое несовпадение ваших взглядов с правильными.
ТВИКС, амер. Лучший способ занять неловкую паузу, возникающую в сексе (см.), арбайтен (см.) или рок-н-ролле (см.).
ФАК, интерн. Не путать с сексом (см.). Антоним «о'кей» (см.).
ФАСТФУД, амер., метрополит. Американская национальная идея. Непривычные люди забалдевают от нее, как от водки (см.), примерно с теми же последствиями.
ФАШИСТ, итал. Человек, почему-либо не разделяющий ваших убеждений. Удобная обзывалка против всех, включая антифашистов.
ХАРАКИРИ, япон. Японская национальная идея. То, что хочется сделать себе и другим, когда слушаешь слишком много караоке.
6 августа 2007 года
Порнодвигательный аппарат
C порнографией в России вышло интересно. За это спасибо советской власти, которая запрещала и разрешала разные разности иррационально и непредсказуемо. После ее падения символами свободы и нравственности оказывались вдруг вещи, которые ни сном ни духом к свободе не относятся, а с нравственностью не совмещаются.
Классический пример постсоветского символа свободы — национализм. Это игрушка опасная даже и в цивилизованном варианте, и именно она стоила Советскому Союзу самых больших жертв на пути превращения его в нынешнюю Россию: ни в каких братковских разборках не замочили столько народу, сколько в межнациональных конфликтах. Однако в 1991 году представлялось, что парад суверенитетов — это нормально и даже хорошо, и вообще все во благо, что ведет к низвержению Горбачева.
Насчет порнографии получилось похоже. Долгое время пребывая под запретом даже в самых невинных своих формах, в виде разнообразных «Эммануэлей» и, классом пониже, «Греческих смоковниц», она была разрешена лавинообразно и до сих пор ассоциируется у многих людей моего поколения с перестройкой и гласностью. Заплеванный семечками видеосалон — такая же примета первых лет российской свободы, как златая цепь на новом русском или спирт «Ройял» в витрине ночного киоска, по соседству с ликерами ядовитых расцветок. Так сформировался страшный трехголовый дракон российской свободы: одна голова братковская, спекулянтская, бритая, с золотой фиксой, — голова, судимая при советской власти за фарцовку, а теперь вдруг оказавшаяся провозвестницей свободной экономики. Вторая была националистическая, в камуфляжной бандане полевого командира, с ваххабитской бородой, с автоматом на шее: она взяла суверенитета сколько смогла. А третья башка была соответственно порнографическая, с рабочим ртом и глубокой глоткой, потому что раз порнография была под запретом у коммуняк, теперь она автоматически оказалась высоким искусством. Или по крайней мере актом борьбы против тоталитаризма. Так это выглядело в 1992–1993 годах.
Сама по себе порнография не хороша и не плоха — Курт Воннегут остроумно высмеял ее в «Завтраке для чемпионов», где в порнокинотеатре на отдаленной планетке показывают мужчин и женщин, с чавканьем и хлюпаньем поглощающих пищу. Это считалось очень неприличным. Подумаешь, такой же физиологический акт, чуть более эстетичный, иногда опасный (потому что слишком сильное желание легко переходит в столь же сильную ненависть — но садистские наклонности, как мы знаем, присущи жалкой четверти населения, и то в латентной форме). Но в силу особенностей новейшей истории три злейших тоталитаризма ХХ века — немецкий, советский и китайский — вели решительную борьбу с эротикой, пуританствовали напропалую и запрещали невиннейшие сочинения, способные вызвать у читателя подобие похоти. Возможен ли тоталитаризм, не запрещающий и даже поощряющий порнографию? Да запросто, одно другому не мешает: в истории таких примеров мало, но это потому, что и тоталитаризмы были грубые, примитивные, заставлявшие держать руки поверх одеяла. А Чернышевский в «Что делать?» описал социализм как помесь казармы с борделем, где сугубая регламентированность всех занятий и убеждений не мешает гражданам совокупляться друг с другом сколько влезет; и Хаксли в «Дивном новом мире» предсказал будущее, в котором секс становится одним из инструментов оглупления и подавления, там даже дети малые все время трахаются — лишь бы не думали. Да и в истории такие казусы бывали: императорский Рим вовсе не был образчиком свободы, жесточайшее было государство, пыточное — однако порнография цвела, никому особенно не мешая. Об этом Тинто Брасс снял целый фильм «Калигула», который у нас тоже долгое время числился по разряду антитоталитарных, хотя это обычное и довольно скучное порно, не спасаемое даже хорошей игрой Малькольма Макдауэлла. То есть мне все понятно про Тинто Брасса, он хороший режиссер и симпатичный дядька, но совершенно незачем пристегивать к обычному эротическому фильму высокие смыслы. Это почти всегда получается криво — как у Пазолини в «120 днях Содома». Очень хорошо видно, как режиссер утоляет свою стареющую похоть за счет рискованных картинок — но проделывает это все под предлогом «исследования природы фашизма». Тоталитарное подавление и сексуальное рабство имеют абсолютно разную природу, и всякие фрейдистские упрощения и аналогии ничего не добавляют к нашему пониманию государства — зато позволяют камуфлировать банальное порно под высокое искусство.
Эта связь между порнографией и гражданским обществом, установившаяся вследствие нашей уродливой истории и столь же уродливой, шишковатой, перекрученной морали, и поныне гипнотизирует многих. Запрет на порнографию кажется нам посягательством на свободу слова, разрешение порнографии — гарантией справедливости и милосердия. Всякая власть, желая позиционировать себя в качестве твердой и демонстративно наводя порядок, первым делом обрушивается на порнографию или мат в литературе (живо помню попортившую мне много крови кампанию 1995 года, когда меня и Александра Никонова арестовали за несколько матерных слов в газете — но никаким порядком в обществе и не пахло; слава богу, нас тогда быстро отпустили, но суд тянулся еще два года). При этом коррупция продолжает цвести, убийцы разгуливают на свободе, безнаказанными остаются врачебные ошибки и культивируется государственное вранье — но у нас как бы порядок, мы боремся с порнографией, вот-вот запретим «Дом-2»… А если нам кто укажет, что мы зажимаем свободу слова, что на телевидении не осталось новостей, а из газет изгнана аналитика, — мы гордо ответим, что у нас зато разрешено к показу «Запрещено к показу». И порнография вновь поучаствует в том апофеозе мнимостей, которым у нас подменена общественная жизнь.
Ведь это чушь собачья, что у нас в девяностые годы была какая-то свобода. Свободен был ничтожный процент журналистов, умудрявшихся сохранять независимость, — да и эта независимость чаще всего была куплена на олигархические деньги. Прочее население жило в условиях самого беззастенчивого произвола — только произвол был не централизованный, а местный, на всех уровнях: милицейский, городской, бандитский… Все это можно было назвать свободой и гражданским обществом только со страшного бодуна, почему многие и не просыхали, искренне желая поверить в благотворность происходящего, — однако по части порнографии, как буквальной, так и переносной, мы в это время давали фору всему миру. И враги свободы активно использовали это ложное отождествление, заявляя, что свобода по-русски всегда и заключалась прежде всего в свободе смотреть на всякие гадости, а потому да здравствует цензура и короткий поводок.
Как объяснить современному человеку, что в Америке свобода есть, а порнографии нет? Что во Франции середины XVIII века свободы не было, а порнография была? Что в царской России начала, допустим, ХХ столетия свободой и не пахло, а откровенно порнографические сочинения вроде «33 уродов» Зиновьевой-Аннибал или больных фантазий Арцыбашева печатались запросто, и не во время революции 1905–1907 годов, а в эпоху самой мрачной реакции? Как бы это нам разорвать навеки связь между гражданскими добродетелями и гениталиями, чтобы под видом добродетелей нам не пытались все время всучить эти самые гениталии, а борьбу с ними не выдавали за укрепление государственности? Правильное государство — это то, в котором властная вертикаль стоит сама по себе, а известный орган сам по себе, и любые попытки провести аналогии между ними не вызывают ничего, кроме добродушного смеха.