Статьи, манифесты и другие работы 1913-1929
Шрифт:
У кого либо мозг, либо большая воля, кто любит силу…
Кто не обольщен красотою старых морщин мозга, кто не ищет приюта музеев путем примерок вчерашних учителей и кто, зажав челюсти и напрягши мышцы, ринется из кольца угасшего вечера к новому дню.
Унесите все, уже отжившее, хотя и дорогое, на кладбище, как умерших.
И не стройте благополучие свое на уже угасающем дне.
Ибо новый день творчества как новая планета украсит небосвод.
Величие нового дня будет постольку большим,
Бросьте упорство прикрывать сознание ваше колпаком мещанской мысли.
В нем продолжение дряхлости старого дня.
Коронуйте день новым сознанием, так как свет его больше и ярче солнца.
Не думайте, что гениальность Греции и Рима – недосягаемость. И что обязаны стремиться к ней.
Она померкла среди наших богатств.
Мы богаче и гениальнее.
Мы обогатились машинами, светом, ужасными пушками, стальными дредноутами, экспрессами и многоэтажными домами.
Перед которыми пирамиды Хеопса и Колизей кажутся игрушками.
Гениальность не в том, чтобы передать возможно правдивее эпизод и украсить картину.
Для их времени было достаточно.
Наша гениальность – найти новые формы современного нам дня.
Чтобы наше лицо было печатью нашего времени.
Нашли многое в технике.
Мы нашли также в творчестве красочном, музыке и литературе новые формы, которые не затеряются на фоне прошлых дней.
То, что в прошлом было средством, стало чистым, самодельным, самотворческим.
Мы идем к супрематии каждого искусства.
Предметы остались торговцам и хлопотливым хозяйкам, художественным ремесленникам.
С ними же остались: горе, ужас, злоба, любовь, нравственность и все пороки и добродетели.
Вся сутолока обыденности.
На сутолоке, анекдотах, рассказах было основано все то гениальное искусство, к которому так заманивают вас художественные ремесленники.
Нам же это основание не нужно, как и формы природы.
Воля наша творить – выше, и цели ее другие.
Природа есть декорация, а наше творчество увеличение жизни.
Мы готовим сознание к принятию больших начал, чем земные.
Сознание новых живописцев горит пламенем цвета.
Живой и свободный…
Звук музыки звучит сильнее, стремительнее и сложнее, чем [может воспринять] слух нашего старого уха.
Живописцы дадут новое лицо живописи, композиторы – новое ухо чистой музыке.
На этих двух началах стройте новые театры самодельного искусства, освобожденные от багажа сплетен и сутолоки обыденности.
Мы порушили зерна в пространстве, и они дали новый росток.
Анархия, № 53
В государстве искусств*
Тело
Так с незапамятных времен сажали царей за этот руль. Некоторые цари вертели сами рулем, а более слабоумные только сами сидели, а подручные вертели руль вместе с седоком.
До сих пор идет борьба за руль, и все революции пока озабочены поимкой руля.
Каждой партии хочется подержаться за этот приборчик.
Все думают, что вот как я возьму или мы посадим рулевого, то уже наверное завертится так все, что одни свободы посыплются.
А выходит, что, куда ни верти рулем, все тюрьма и угнетение.
Может быть, рулевые хотят доплыть к свободам, да как-то трудно.
Государственный корабль так и сносит к Бутырскому или Петропавловскому маякам.
И мне кажется, что кто бы ни плавал, кто бы ни держался за руль государства, никогда не выплывет из Ладожского океана к простору.
Секрет лежит в том, что в принципе руля лежит система:
1) «Аз есмь Господь Бог твой, и не будут тебе бози иные, разве Мене».
2) «Не сотвори себе кумира и всякого подобия елико на небеси горе и елико на земли низу и елико в водах под землею»1.
Ибо я у тебя – единый руль, и ты – прах у подножия моего, ты – ничто.
Я управляю тобою.
И ты – мой раб.
Я поплыву по волнам твоего сознания и превращу бурю негодования в шоссейную дорогу.
Волю твою превращу в монету и вырежу на ней лицо свое.
Я утолю жажду свою твоею кровью.
И голод свой – телом твоим.
Будь готов всегда и каждую минуту, ибо не знаешь, когда уничтожу тебя.
Я выну ребра из детей твоих и огорожу государство свое, а потому даю тебе свободу размножения.
Я – руль твой, да не сотворишь себе другого, кроме меня.
Как только что взошло солнце, только что проснулась природа, дети уже шепчут: «Аз есмь». Заклятые слова свивают себе гнездо, выживая из молодого ростка волю.
Но те, кто отринул, сидят за решеткой государственной души, неустанно крича:
– Дайте, чтобы я разросся в могучий дуб.
– Дайте, чтобы творческий знак мой раскинулся подобно ветвям.
– Дайте, чтобы на щите земного шара осталась поступь моя.
Так приходится просить подаяния рулевых в государстве жизни.
Но не лучше обстоят дела и в государстве искусства, здесь тоже свои короли, свои рулевые.
А казалось бы, что в искусстве не должно быть государства.
Казалось бы, что здесь витает мое я, воля моя бьет крепкими волнами творчества моего.