Статьи по общему языкознанию, компаративистике, типологии
Шрифт:
Счастливое исключение представляют теоретические воззрения В. фон Гумбольдта, который сумел в атмосфере всеобщего триумфа классификационного метода, основанного на понимании языка как ergon, выдвинуть принципиально иное понимание языка как непрерывного синтетического процесса (energeia), для описания которого Гумбольдт впервые употребил понятие порождения (Erzeugung) [Гумбольдт 1859: 97]. Теории Соссюра, признанного родоначальника современной структурной лингвистики, недоставало именно этого динамического момента при интерпретации языка в синхронной плоскости. Отсюда – отождествление динамики с диахронией, статики – с синхронией, приводящее к неправомерному противопоставлению двух лингвистик. Отсюда же отмеченное Хомским ошибочное представление о производстве высказывания как о процессе, располагающемся в сфере parole. Как правильно указывает Э. Косериу, снятие данной антиномии возможно лишь
2. Различение в синхронии языка динамики и статики есть первичная иерархизация объекта исследования. Распределение по уровням и иерархизация уровней есть способ существования всякой сложной системы, каковой является и язык. Прагматическим импульсом к установлению уровневого принципа научного описания послужило стремление умышленно ограничиваться эвристическим выбором определенных инвариантов, существенных для описания данной предметной области. Идея этого выбора состоит в элиминации бесконечности из рабочей процедуры описания. Таким образом, уже выбор определенных из бесконечного множества параметров задает довольно жестко уровень научного описания. Нередко «тонкая структура» некоторого явления может быть установлена лишь при одноуровневой его проекции, когда исключаются все особенности, обусловленные прочими уровнями (принцип гомогенности). Вместе с тем нельзя забывать, что «поскольку существует бесконечное множество параметров в природе, необходимо существуют законы вероятности, которые не могут анализироваться в соответствии с параметрами рассматриваемого уровня» [Вижье 1962: 103].
Метод уровневого анализа предполагает, следовательно, соблюдение, с одной стороны, иерархической перспективы, при которой вся иерархия уровней рассматривается как целое, как система sui generis, с другой стороны – сохранения чувства одного конкретного уровня, т. е. допущение его относительной автономности. Для каждого уровня могут быть установлены вполне строгие закономерности, строгие в той мере, в какой соблюдается автономность данного частного описания. Эти закономерности не допускают исключений, не предусмотренных их содержанием. Но описание, ограниченное одним уровнем, должно быть заведомо неполным, чтобы быть непротиворечивым. Включение в сферу анализа фактов, эффективное объяснение которых требует экстраполяции на иные уровни, можно рассматривать как имплицитно поставленную задачу достижения полноты описания, но следствием процедуры экстраполяции будет внесение коррективов в результаты одноуровневого описания с точки зрения их непротиворечивости. Таким образом, относительная автономность уровней обусловливает относительную непротиворечивость описания на изолированном уровне; только проекция результатов такого описания в пространство уровней позволяет решить вопрос о его абсолютной непротиворечивости.
В системе лингвистических уровней, вообще говоря, возможны два направления описания: 1) от низшего (в терминах Бенвениста – меризматического) уровня к высшему, 2) от высшего, т. е. уровня текста, к низшему. Опыт других наук, и прежде всего нейробиологии и физиологической кибернетики, свидетельствует о том, что изучение, например, естественных саморегулирующихся систем и конструирование их искусственных аналогов может быть успешным лишь при соблюдении так называемого гештальт-принципа. Такой подход разработан в практике советской школы биокибернетики и, в частности, в работах Н. А. Бернштейна и П. К. Анохина.
Принцип функциональной системы, лежащий в основе физиологии активности, гласит, что состав функциональной системы и направление ее функционирования определяется «динамикой объединения, диктуемой только качеством конечного приспособительного эффекта» [Анохин 1962: 77]. Нет оснований сомневаться, что этот принцип будет верным для любого частного проявления этой активности. С точки зрения функционирования второй сигнальной системы, в роли конечного приспособительного эффекта выступает эффект восприятия и понимания переданного языкового сообщения. И если рассматривать речевую деятельность как одну из форм поведения (разумеется, с оговоркой, что речевая деятельность не исчерпывается исключительно физиологическими аспектами поведения, но включает также и социальный аспект), то к ней полностью приложим принцип афферентного синтеза, т. е. предварительного сопоставления внешних и внутренних сигнализаций организма (Анохин). Результатом афферентного синтеза является принятие решения о действии как реакция на данную ситуацию [Бернштейн 1962: 57; Чистович 1961: 56–57], и это решение оформляется в виде программы действия.
Таким образом, естественное порождение высказывания протекает по схеме, включающей аппарат программирования всего текста высказывания в целом (целевая семантическая установка на данную ситуацию) плюс система последовательно соединенных кодов (синтаксический, морфологический, фонологический, фонетический), каждый из которых образует квазиавтономный уровень порождения. Процесс направлен от более обобщенного кода к более конкретизированному; последовательное добавление некоторого количества избыточности к массиву информации, передаваемой предшествующим уровнем, как раз и представляет собой реализацию обобщенной программы и в то же время регулируется этой
3. Если полагать, что задачей лингвистического описания является обнаружение и характеристика функционирования «тонкой структуры» языка, лежащей в основе всех наблюдаемых фактов, то следующий вопрос, вытекающий из поставленной задачи, состоит в выборе метода решения ее. Наиболее эффективным методом, разработанным в настоящее время для решения подобных задач во многих областях современной науки, является метод построения модели описываемого объекта. Необходимость введения модели как особого инструмента научного анализа диктуется объективными трудностями познания механизмов, недоступных (или пока недоступных) непосредственному наблюдению и получивших в кибернетике наименование «черный ящик». Примером «черного ящика» может служить центральная нервная система, о динамическом устройстве которой мы судим только по входам (стимулам) и выходам (реакциям). Примером «черного ящика» является и язык (langue), о внутреннем механизме которого мы судим по его функционированию (parole) (ср.: [Мельчук 1964: 8]). На основе изучения входов и выходов строится гипотетический механизм, имеющий вид определенного логического устройства, которому априорно приписывается свойство «быть похожим на внутренний механизм описываемого объекта». Это и есть модель объекта, и дальнейшая задача состоит в описании и проверке этой модели.
Однозначного определения модели в лингвистике не существует, и весьма инструктивна попытка Чжао Юэнь-Женя дать сравнительный обзор существующих определений и выяснить степень их синонимичности [Чжао Юэнь-Жень 1965]. Тем не менее можно говорить об общих требованиях, которым должна удовлетворять всякая хорошая модель! Впервые эти требования были четко описаны Ч. Хоккетом [Носkett 1954] в 1950 г., и за прошедшие 15 лет они не потеряли своей актуальности. И. А. Мельчуком было показано, что эти требования могут быть сформулированы как количественные критерии оценки и предпочтения лингвистических описаний [Мельчук 1963]. Последние понимаются как модель, включающая 1) элементы, в терминах которых производится описание, и 2) операции (правила) конструирования объектов из элементов. В качестве предварительного условия предполагается, что имеется четко определенная совокупность объектов, подлежащих описанию. Таким образом, модель есть система, порождающая объект, и описание объекта есть его порождение. Механизм, именуемый порождающей грамматикой, лежит в основе как синтезирующих, так и анализирующих моделей (см.: [Шаумян 1965: 100]), что находит экспериментальное подтверждение в исследованиях Н. И. Жинкина, Л. А. Чистович, Д. Ликлайдера, П. Делаттра.
Несмотря на то что построение порождающей грамматики языка выдвигается в качестве первоочередной задачи современной лингвистики, это отнюдь не снимает таксономической проблематики. В этом отношении лучшим примером остается опять-таки Гумбольдт, чья концепция диалектически совмещала оба аспекта исследования языка – язык как продукт и язык как деятельность. Таксономизм и динамизм – это свойства теории, которые не следует фетишизировать. И если в современной лингвистике ведущим становится динамический аспект, то это не дань научной моде, а объективное следствие развития и консолидации наук, имеющих своим основным объектом изучения человека и его деятельность.
§ 2. Фонология и слово
1. Задача, которая ставится перед лингвистической моделью, состоит в порождении текста, т. е. семантически и грамматически осмысленных последовательностей слов. Не вдаваясь в обсуждение вопроса, насколько существенна категория слова для всех языков мира, и довольствуясь данным П. С. Кузнецовым определением слова [Кузнецов 1964], отметим, что последнее, чтобы функционировать в качестве лингвистической единицы, должно обладать определенной устойчивостью своих характеристик. Это означает, что в грамматическом и фонологическом отношении слово есть гештальт, и на это более 40 лет назад с большой проницательностью указал Г. Шпет. Поэтому одной из важных лингвистических задач является установление (моделирование) структурных характеристик, обусловливающих единство слова как в парадигматическом, так и в синтагматическом аспекте. В отечественном языкознании вопрос о единстве слова как двойственной лингвистической проблеме (проблема отдельности и проблема тождества) был четко поставлен А. И. Смирницким.