Статьи разных лет
Шрифт:
Некоторые мои публикации носят обзорный обобщающий характер. Наконец, приходилось мне публично высказывать свои соображения о положении дел в нашей науке.
Первый раз это было в 1972 году, когда я подал в дирекцию Института археологии Академии наук СССР записку «О состоянии первобытной археологии в СССР и в Институте археологии АН СССР». Записка опубликована не была, но получила определенный резонанс и вне стен института, попала в историографические сводки [18] .
18
Матющенко В.И. Триста лет истории сибирской археологии. Т. II. – Омск, 2001. – С. 10–11.
В 1995 году, после падения коммунистического режима, я высказал свой взгляд на советский период развития отечественной археологии и на ее задачи на новом этапе
Отношение к предложенным оценкам оказалось весьма разным. Если аудитория, собравшаяся на обсуждение моей записки в Институте археологии в 1973 году, была скорее на моей стороне, то в ответе дирекции института, составленной О.Н. Бадером и Д.А. Крайновым, говорилось о «полном отсутствии» у меня «понимания общих задач советской археологической науки».
19
Формозов А.А. Русские археологи до и после революции. – М., 1995.
20
Формозов А.А. О книге Л.С. Клейна «Феномен советской археологии» и о самом феномене // Российская археология. – 1995. – № 3. – С. 225–232.
После публикаций 1990-х годов возмущенную реплику прислала в «Российскую археологию» группа петербургских археологов, а А.Д. Пряхин из Воронежа вопрошал в печати: кто дал право Формозову писать в таком тоне и в таком духе? [21] Отвечу так: это право дает прожитая мною долгая жизнь, вполне обычная – с успехами и поражениями, счастливыми находками и непростительными заблуждениями. В ней была работа на благо науки – так, как я это понимал, – то более, то менее удачная; но никогда не было погони за чинами, званиями, деньгами, саморекламы, стремления угодить лозунгам минуты или сильным мира сего. Прожив без всего этого не такую уж бесплодную жизнь, я не испытываю симпатии к тем, кто отличается именно в только что названном мной направлении, и не вижу нужды скрывать это. Читатели и слушатели вправе со мной в чем-то соглашаться, в чем-то не соглашаться; могут над чем-то задуматься. Моя отстраненность от официальных кругов позволяет мне говорить о многом более прямо, чем это могут позволить себе люди, живущие в гуще жизни и остерегающиеся задеть тех или иных «нужных» и «важных» деятелей. Именно они не захотели публиковать данный текст в момент его заказа.
21
Пряхин А.Д. Археологи уходящего века. – Воронеж, 1999. – С. 7.
Но обратимся к существу дела. С тем, что после 1991 года в жизни российской археологии многое изменилось, согласятся все. Судя по тому, что говорилось в печати, причина перемен – в резком сокращении финансирования научной деятельности: экспедиций, конференций, командировок, изданий [22] . Речь идет о реальном явлении, но суть проблемы видится мне по-иному.
В первые два десятилетия советской власти поддержки археологии свыше не было практически никакой, а наука продолжала жить достаточно интересно. После Отечественной войны ситуация изменилась. Науку стали поддерживать прежде всего как часть военно-промышленного комплекса. Доли процента от этих масштабных ассигнований перепадали и гуманитариям, благодаря чему они жили неплохо. Другой вопрос, разумно ли могли распоряжаться ученые предоставленными им средствами. Масса сил тратилась на писание бездарных «заредактированных» многотомников: «Всемирной истории», «Истории СССР», историй тех или иных республик. Сейчас эти книги уже никто не читает.
22
Гуляев В.И., Беляев Л.А. О современном состоянии археологии в России // Российская археология. – 1995. – № 3. – С. 97–104; Шер Я.А. О состоянии археологии в России // Там же. – 1999. – № 1. – С. 217; Мунчаев Р.М. Институт археологии РАН сегодня // Там же. – 1999. – № 2. – С. 7.
Из экспедиционных средств основная часть уходила на спасение памятников, обреченных на уничтожение при строительстве очередного канала или ГРЭС. Темп, характер работ определяли отнюдь не ученые, а строители и партийное начальство. Всё шло в обстановке спешки, аврала и обычно не завершалось полноценными публикациями. Так, в Байкальской экспедиции 1959 года участвовало много квалифицированных ученых,
После революции Ю.В. Готье писал, что в условиях разрухи, когда прекратились раскопки и издания книг, очень своевременно заняться приведением в порядок и осмыслением того, что сделано раньше [23] . И мы знаем о значительных исследованиях наших археологов 1920-х годов. Достаточно назвать «Скифию и Боспор» М.И. Ростовцева. Сейчас тоже есть полная возможность заняться наведением порядка в том, что накопано, но всерьез не обработано и не издано в предшествующие десятилетия.
23
Готье Ю.В. Очерки по истории материальной культуры Восточной Европы до образования первого русского государства. – М., 1925. – С. 18.
Кое-кто эту возможность и пытается осуществить. Заслуживают уважения археологи старшего поколения З.А. Абрамова, В.П. Любин, С.В. Ошибкина, В.И. Марковин, М.А. Дэвлет, С.А. Плетнева, Г.Ф. Никитина и другие, выпустившие за последние годы при поддержке грантов монографии, подведшие итоги проведенных ранее работ.
Особо надо выделить фундаментальные труды В.В. Седова – «Славяне в древности», «Славяне в средневековье», «Древнерусская народность», другие, включая ряд их переизданий.
В той же связи нельзя не приветствовать развернувшуюся под руководством Ю.А. Краснова и его преемника А.В. Кашкина работу по изданию выпусков «Археологической карты России».
Ценные труды по археологии издали и ученые среднего поколения Л.А. Беляев, Г.П. Гайдуков, А.Е. Леонтьев, Н.А. Макаров, М.Б. Щукин и целый ряд других авторов.
С другой стороны, наблюдается явный спад научной активности, состояние глубокой апатии, охватившее определенную часть наших археологов. Прекратились продолжавшиеся на протяжении 120 лет исследования ценнейшего комплекса позднепалеолитических стоянок в Костенках. Н.Д. Праслов и М.В. Аникович не удосужились подготовить отчеты по раскопкам в Костенках более чем за 20 лет, с 1982 года, хотя в данный момент появилось достаточно времени, чтобы систематизировать эти материалы.
В 1995 году состоялся международный конгресс в связи с 50-летием открытия Авдеевской палеолитической стоянки на реке Сейме [24] . Продолжавшую раскопки в течение немногих лет после смерти М.В. Воеводского его ученицу М.Д. Гвоздовер, автора 30 с небольшим заметок, всячески прославляли, объявили «всемирно известным ученым» [25] , – тогда как материал сравнительно небольших по объему работ за 50 лет так и не введен в научный оборот. Нет монографии. Не издан план поселения, нет характеристики его культурного слоя. Г.П. Григорьев, возглавивший раскопки стоянки с 1970-х годов, после М.Д. Гвоздовер, почти ничего об этих исследованиях не издал. После защиты докторской диссертации в 1980 году он не опубликовал ни одной солидной работы, ограничиваясь тезисами и рецензиями.
24
Стоянка открыта за несколько дней до начала Отечественной войны, но ее исследование действительно началось после окончания войны – Примечание составителя.
25
Стародубцев Г.Ю., Щавелёв С.П. Историки Курского края. Биографический словарь. – Курск, 1998. – С. 28.
Точно так же, после защиты докторской диссертации в 1985 году ничего кроме тезисов не выпустил Ю.А. Савватеев, хотя как директор Института Карельского филиала РАН он обладал определенными возможностями, а изучение петроглифов не требует особых финансовых затрат. Они открыты всем, и эстонские краеведы под носом у Саватеева нашли новую интересную группу петроглифов при впадении Водлы в Онежское озеро. Монография об этом памятнике вышла в Англии, а не у нас.
Таким образом, наблюдающийся спад археологической активности не связан напрямую с сокращением финансирования научной работы. Горы накопанных ранее коллекций никого не привлекают. Люди по большей части пассивны, но, как мы видим на примере Авдеева и ряда других памятников, совсем не прочь устроить шумиху вокруг давнишних открытий и нажить капитал на чем-то, далеко не бесспорном.