Статьи в журнале "Русская Жизнь"
Шрифт:
У советской системы с молодежной культурой всегда были большие проблемы. Ведь с одной стороны, она включала в себя целый блок комсомольской идеологии и пропаганды, восхваляющей достижения молодых строителей коммунизма, подчеркивала, что «молодым везде у нас дорога». А с другой стороны, «правильный» молодой человек должен был полностью соответствовать не только идеологическим, но и культурным нормам старшего поколения. Он должен был одеваться в 20 лет, как в 50, слушать ту же музыку, что и его дедушка и проводить свободное время так же, как проводят его родители.
Конфликт отцов и детей был отменен идеологией как нечто свойственное исключительно загнивающему буржуазному обществу или деградировавшей аристократии времен Тургенева. А политическая власть
Впрочем, на ранних этапах своей истории Советский Союз был очень «молодым» обществом, не только в плане демографическом, но и в смысле социальной мобильности. На самом деле именно СССР дал поразительные примеры массового продвижения наверх молодежи из социальных низов, причем основным каналом этого продвижения было образование. Яркие примеры буржуазного успеха в западном обществе 1980-х не идут ни в какое сравнение с масштабами социального продвижения, типичного для младших поколений в СССР на протяжении первых десятилетий его истории. Другое дело, что этот социальный лифт возносил своих пассажиров не к богатству, а к общественному статусу, фиксировавшемуся в других категориях.
Однако на протяжении последних трех десятилетий советской истории социальная мобильность неуклонно снижалась, а жизненные перспективы новых поколений не просто вписывались во все более узкий коридор предоставляемых обществом возможностей, но и «горизонт» реально осуществимых амбиций снижался неуклонно. Образование переставало быть социальным лифтом, понемногу сделавшись инструментом обязательной фиксации семейного статуса.
Неудивительно, что стихийная молодежная культура в СССР понемногу становилась альтернативной по отношению к господствующим ценностям, а потом и антисоветской. Но винить в этом надо не Запад, который «разложил» советскую молодежь с помощью джинсов, эротических журналов и жвачки, а систему негибких идеологических норм, и также общественную практику позднего советского периода. Если социальная реальность провоцировала недовольство и конфликт, то официальная система ценностей его не только не смягчала и помогала преодолеть, но наоборот, закрепляла и углубляла. На Западе буржуазная мораль после первого неудачного столкновения с молодежным бунтом сдала свои позиции, а затем нашла способы для того, чтобы интегрировать бунт в систему, приспособить новые идеи и образы для обслуживания все тех же, консервативных, ценностей, а под конец поставила все это на службу рынку. В СССР же полное неприятие официозом превращало любую моду во враждебную пропаганду. Так что советские идеологические работники, проигравшие борьбу джинсам и жвачке, должны были винить в случившемся только самих себя: они сами политизировали культуру и быт, сами создали новый фронт идеологической борьбы, на котором и потерпели сокрушительное поражение.
В постсоветскую эпоху культ молодости наполнился новым морально-политическим содержанием. Либера-лы постоянно рассказывали друг другу притчу про Моисея, который в ходе блуждания по пустыне переморил большинство своих последователей, так что выжили только самые молодые и сильные. Эта история должна была оправдать и объяснить многолетнюю неспособность пришедших к власти либеральных экономистов и политиков (в прямом и переносном смысле - детей советской номенклатуры) вывести доверенный им народ из пустыни социальной катастрофы, куда он забрел сразу же после крушения СССР.
Принимающий рынок молодой человек выступал в качестве позитивного героя пропаганды в противоположность старикам, сожалеющим о советском прошлом. Как и всякая успешная пропаганда, либерализм постсоветского образца мог опереться на определенные социальные факты. Крушение СССР принесло бедствия одним и обогатило других. По мере того как старые порядки сменялись новыми, возникал и спрос на многочисленные новые профессии, позволявшие людям достичь быстрого успеха. Первое постсоветское десятилетие действительно открывало массу возможностей для энергичных молодых людей. Особенно если эти молодые люди были не слишком обременены традиционной моралью, которую реформаторы убрали с дороги, обвинив в безнадежной советскости. На самом деле отрицалась в данном случае отнюдь не только советская версия моральных ценностей, но и сами ценности как таковые. Но это уже детали.
Либеральные правила, номинально провозглашенные, воспринимались скорее в отрицательном смысле, как освобождение от советских жизненных правил.
Стабилизация нового либерального порядка наступила лишь после того, как в 1998 году вместе с крахом рубля исчезла и вера в идеологию, господствовавшую на протяжении предыдущего десятилетия. Российский капитализм нормализовался, а новое поколение, выросшее уже в условиях частной собственности, разительно не соответствовало красивому образу, который воображали идеологи 1990-х, рассказывая про Моисея. Были усвоены правила поведения на рынке, но отнюдь не демократические идеалы. Что вполне естественно, поскольку неразрывная связь между рынком и демократией существует лишь в голове либеральных идеологов.
Между тем игра по правилам обернулась очередным снижением вертикальной мобильности. Игра без правил куда более рискованна, но она дает шанс новичку. Чем более стабилен капитализм, тем ниже шансы прорваться наверх. Карабкаться в индивидуальном порядке можно, иногда даже это приводит к успеху. Но социальный лифт отключен и сдан в металлолом как пережиток вредных социалистических экспериментов.
Ситуацию усугубил нынешний кризис. Жизненные перспективы молодого поколения резко меняются - вопрос о том, как быстро подняться наверх, сменяется другим - как удержаться от стремительного падения вниз. Культура, связывающая молодость с богатством и успехом, теряет привлекательность, а ее обещания выглядят заведомым обманом и издевательством. «Гламур» постепенно становится ругательным словом. Бутики привлекают своими витринами, которые очень красиво разбиваются, если бросить в них кирпич. Дорогие машины особенно интересны тем, что долго и хорошо горят.
Массами овладевают обида и гнев.
Сугубо внешним, но весьма точным показателем изменения стиля оказывается новая мода, распространяющаяся среди молодежи на Западе. Одежда вновь становится подчеркнуто скромной, пестрота и разноцветье нередко воспринимается как дурной вкус. Чем радикальнее политические взгляды, тем больше доминируют цвета ночи. Добровольное однообразие тысяч темных свитеров, курток и шарфов производит угрожающее впечатление на демонстрациях анархистов «Черного блока», неизменно заканчивающихся разгромом модных бутиков.
Изменившееся время требует новой культуры и идеологии. Поколение 2010-х годов начинает формироваться уже сегодня. Либеральные идеи вряд ли окажутся для него привлекательными. Вопрос лишь в том, кого в этом поколении окажется больше - левых или фашистов.
Свобода для бюрократа
Карикатура Н. Радлова «Совбюрвесна». 1928
«Есть такой анекдот…» - мой собеседник обаятельно улыбнулся и пригубил бокал вина.
«Значит, наши чиновники едут в командировку в Малайзию. Ну, там рестораны, увеселения всякие. А в последний день глава нашей делегации у малайского коллеги спрашивает, как у них с зарплатой? Тот отвечает, что плохо, жалование маленькое, еле на жизнь хватает. Откуда же у вас деньги? Малаец раскрывает окно, показывает:
– Видите там, роскошный подвесной мост?
– Вижу.
Малаец подмигивает:
– Двадцать процентов!
Проходит месяц и малайцы едут в Москву с ответным визитом. Ну, знамо дело, опять рестораны, гулянки, бани. Напоследок заходит малайский чиновник к российскому коллеге, спрашивает: а у вас как с зарплатой? Россиянин жалуется. Хуже, мол, даже чем у вас.