Статьи
Шрифт:
Создавался класс таких экзаменаторов. Эти люди, конечно, были бы готовы и к другим действиям подобного рода. Я бы сказал, что речь здесь идёт о том, что возникла реальная проблема, которая и в Америке поставлена, проблема равномерного доступа к высшему образованию. Но решалась она в высшей степени патологическими, недопустимыми средствами. Хотя в то же время сами средства были сформированы совсем не в связи с этой проблемой: поступление по анкетам, по соцпроисхождению возникло не сейчас, а гораздо раньше и в гораздо более жёсткой ситуации. Сейчас это сказалось всего в нескольких престижных институтах, а тогда, например, детям священников было закрыто любое высшее образование.
И надо сказать, что в формировании этой системы евреи сами играли не последнюю роль. Так что ситуация возникла вроде "детскоарбатской". Был создан инструмент, который потом как-то выскользнул из рук и начал так же задевать и тех, кто участвовал в его создании. И с этого момента он был объявлен несправедливым (каким и является), как расстрелы и лагеря. Мне кажется, должно быть одинаковое отношение и к расстрелам и к этой борьбе с подростками.
Очень хорошо было бы назвать по именам этих личностей, проводивших экзамены по "особым спискам". Но тогда надо не побояться назвать и крупного учёного, будь он хоть лауреатом Нобелевской премии, у которого среди учеников почти без исключения были лишь лица одной с ним национальности. Ведь это не более чистоплотно, чем, скажем, принимать в аспирантуру только благосклонных к нему девушек.
– В откровениях эмигрантов третьей волны можно прочитать: "бытъ русским интеллигентом - значит быть евреем". Насколько соответствует это действительности, возможно ли такое замещение?
– Прежде всего мне кажется, что такое замещение в принципе невозможно. Если речь идет о русской интеллигенции, о русской культуре, то она может быть только русской, а не еврейской или узбекской. Другая интеллигенция может разрушать или что-то другое создавать, но занять место русской интеллигенции она в принципе не может.
Вот говорят, будто у Фета была еврейская кровь. Была она, не была, но он не замещал никого. Он в том созвездии русских поэтов, которые тогда писали.
Здесь возможны не замещения, а подтасовки. Примером такой подтасовки может служить отношение к Василию Гроссману. С одной оговоркой, что сам писатель к этой подтасовке не имеет никакого отношения, поскольку его нет в живых. Именно Василий Гроссман мне кажется ярким примером не русского, а русскоязычного писателя. У нас же каким-то странным образом избегают этого термина, я его почти не слышал.
– Наоборот, сейчас широко используются формулировки "русскоязычная литература", "русскоязычные писатели". По примеру англоязычных и франкоязычных, которые, кстати, никак не замещают английскую и французскую литературу как явления национальных культур. Об этом впервые заговорил критик Юрий Селезнёв, писавший, что необходимо различать русскую литературу и литературу на русском языке. Ведь не называем же мы Чингиза Айтматова русским писателем, хотя он пишет на русском языке...
– Я говорю конкретно о понятии еврейская русскоязычная литература, которое существует точно так же, как еврейская англоязычная литература. В Америке это очень фешенебельная отрасль, здесь уже присуждены две Нобелевские премии. Если бы Василия Гроссмана мы называли еврейским русскоязычным писателем, то всё встало бы на свои места. У него ведь есть рассказы из жизни еврейских местечек, где он продолжает традицию Бабеля. В романе "Жизнь и судьба" видно вполне национальное отношение к отдельным героям, к истории, что совершенно естественно. Этот роман написан с некоторым холодком к русским, что тоже вполне понятно, народ мы не из лёгких. Но повесть его произвела на меня страшное впечатление. Я имею в виду "Всё течёт". Если согласиться, что эта повесть, как нас уверяют, написана русским писателем, то создается впечатление, что русские наконец поняли, что они из себя представляют. Что же, по мысли автора, представляет из себя русская нация? Высказываются три положения. Первое: русские на всем протяжении своей истории и на всех просторах своей страны были рабами, а Россия - рассадником рабства. Русская душа - это душа раба. Второе: элементы свободы проникли в Россию лишь вместе с появившимися с Запада иностранцами. На их свободу, независимость и чувство собственного достоинства русские взирали с завистью и недоумением. Третье: русская рабская душа, как самый сильный спиртовой раствор, который растворяет все элементы свободы, уничтожила, перемолола революцию. И снова вернулась в своё рабское состояние.
Заметим, речь идёт не о каком-то отдельном течений в русской мысли, не о какой-то эпохе, а о глобальном суждении, о всем народе и всей его истории. Такими концепциями и оперирует автор: русская душа, русская история и т. д.
Я встречал подобную концепцию русской истории только в идеологии национал-социализма: в известном произведении ведущего гитлеровского идеолога Розенберга "Миф двадцатого века". Абсолютно та же концепция: русские, славяне - рабы. Государство и элементы цивилизации были заимствованы, завезены в Россию германцами. Сначала варягами, которые создали русское государство. Постепенно они растворились в русской массе, чистота арийской крови утратилась. И тогда страна стала жертвой азиатских захватчиков. Она пребывала в таком рабском состоянии до тех пор, пока в послепетровские времена германцы вновь не создали здесь государство европейского типа, но потом в результате революции оно было вновь разрушено.
Это совершенно та же самая концепция, возвращённая нам в романе Гроссмана в самой крайней, радикальной форме.
Чем объяснить подобное? Если знать, как оно и есть на самом деле, что перед нами произведение еврейского русскоязычного писателя, то это ещё как-то можно понять. Ну, вековые трения, обиды... А если считать, как нам внушают, что это произведение русской литературы, то получается полный абсурд. Получается, что взгляд русских на свою историю совпадает с точкой зрения Розенберга. Вот такие подмены недопустимы, они совершенно искажают истинную картину.
– Сейчас можно услышать призывы к покаянию русского народа, не отдельных участников и соучастников чудовищных преступлений, среди которых были и русские, и евреи, и грузины, и латыши, и татары, а всего русского народа. Что вы об этом думаете?
– Покаяние - категория религиозная. Более скромно, осторожно следовало бы говорить о раскаянии. Но призывать к раскаянию других - это очень сомнительный путь, чреватый новыми обидами. У каждого народа есть свои ошибки и свои преступления, только он сам может их осознать и в них раскаяться. В качестве более доступной цели, чем всенародное раскаяние, в качестве первой ступени я бы поставил стремление к честному сосуществованию, к честным "правилам игры", исключающим подтасовки и клевету. Все имеют в жизни свои интересы, и отстаивание этих интересов вполне законное право. Надо только научиться учитывать правомерность интересов не только собственных, но и другой стороны. Достижима ли даже эта очень скромная цель? Утверждать не берусь. Тем не менее это кажется мне наиболее реалистичным выходом, на который сейчас можно было бы надеяться.
РУССКИЙ ВОПРОС6
В пору гласности, когда поток информации каждый день несёт новые и новые факты из недавнего прошлого и настоящего, прежде хранившиеся за семью печатями, трудно чему-то удивиться. Но уже первая фраза из этой статьи поразила. Вот она. "Изо всех жгучих проблем, скопившихся в нашей жизни, вопрос об отношениях между нациями, кажется, самый больной". Предвижу недоумение читателей. Мол, чего тут особенного, это же факт.
Но эта статья была написана осенью 1973 года. Когда, казалось бы, даже намёка не было на межнациональные конфликты в СССР.
"Слишком много здесь наболело, и слишком мало времени, может быть, осталось, чтобы исправить содеянное",- пытался пробиться одинокий голос честного человека. Но его не хотели слышать.
Статья "Обособление или сближение? (Национальный вопрос в СССР)" члена-корреспондента АН СССР лауреата Ленинской премии И. Шафаревича смогла найти место лишь в "самиздате".
Как мог математик в ту застойную пору предвидеть события, ставшие главной неожиданностью перестройки?
Это был первый вопрос, который я задал И. Шафаревичу при нашей встрече.