Ставка больше, чем мир
Шрифт:
За приоткрывшейся дверью Лейков увидел двух крепких, серьезного вида мужчин не слишком приметной наружности, явно ожидавших приказа от его нового знакомого.
– Ну-с… пройдемте, любезнейший, а то минут через пять поезду трогаться надо. Но пока мы с вами с него не сойдем, они стоять будут. Нехорошо людей задерживать. Вы ведь еще глупостей делать не собираетесь?
– Что за… по какому праву! И кто вы такие, в самом деле?! И почему…
– Медников моя фамилия. Евстратий Павлович. Коллежский советник. Вот вам и удостовереньице. Полюбопытствуйте, если на слово не верите. Это – насчет моих прав. Про «почему»
– Но я…
– Да знаю я, кто вы. Ученый. Моряк, инженер-механик. Серьезный и образованный человек. Японца воевали… только вот немного не в ту степь заворачивать стали. Вот видите, ребята, с какими серьезными людьми мы теперь работаем? Это вам не бомбисты-туберкулезники какие или прочая мутная шушера. Ну, пойдемте, мил человек. Пойдемте…
Как он сказал? «Не волнуйтесь, по первому разряду устроим. А что не прибрано в коридорах, так ведь недавно только переехали. Но ваш-то нумерок, он готов вполне…» Значит, скорее всего, пасли давно. Значит, не поверили. Кто? Вадим? Гаденыш… ну, тогда, может, еще и выкручусь.
Или местные? Тогда кто его знает, фифти-фифти. Но если Кол… Господи, только не это!.. И ведь так все было грамотно продумано! Нет, конечно, я не спец в этих играх, но мозги-то есть. Что и как сообразил же. Да уж… сообразил!.. Так что мозги – пока есть. И где же я лопухнулся? На чем?
Белые стены, сводчатый потолок, укрепленный литыми чугунными дугами… Запах свежей побелки, промозглая сырость. Теплая только одна стена, значит, там и подтопок. Выложенный крупным камнем, залитый цементом пол. Земляной, судя по всему. Оконце под самым потолком. Решетка. Массивная дубовая дверь с глазком и окошечком для плошки. Койка, слава богу, у теплой стенки. Хотя у стенки, наверное, не все ли равно – теплая она или холодная?.. Блин, вот не надо так шутить, не надо… Тюфяк с соломкой, вроде даже простынь и солдатское одеяло дали. Вау! Даже два! Кувшин с водой, кружка. В углу – сияющая надраенной медью параша. И правда – по первому разряду. Даже лампочка под потолком, правда, без выключателя. Практически люкс со всеми удобствами. Может, телевизор еще попросить? Эх, а залетели-то мы по полной программе, похоже, Николай Генрихович.
«Вот, туточки располагайтесь, пока, мил человек. Кормежка у нас два раза в день. Прогулка? Не дозволено. Шуметь – не советую. Да и вопросов лишних тоже лучше не задавать. Спрашивать тута вас будут. Когда? А я почем знаю? Как время придет. Ну, добренько вам здравствовать…»
Где-то ближе к полуночи дверной глазок неожиданно открылся, прострелив ударом вырвавшегося из-под спуда сознания животного ужаса все существо. Но рассмотреть, кто это там, в коридоре, он не смог. Потом этот черный зрачок закрылся, послышался чей-то приглушенный разговор, но никто так и не вошел. И от этого почему-то стало совсем-совсем тошно. Нехорошо потянуло внизу живота…
Решают, как со мной дальше, наверное. Но я… я ведь никого не предавал! Я просто очень испугался. В конце концов, да! Я ошибся, психанул, но ведь каждый имеет право на ошибку. Американцы каждой собаке дают укусить дважды. Я же вам спас царя! Я еще пригожусь, я же много знаю! Так много, что… или уже слишком много? Или они знают, кто меня ждал в Хельсинки? Нет… только не это… Господи, спаси!!!
Сон подкрался незаметно, когда под утро разгоряченный мозг человека признал наконец полное и окончательное свое поражение перед той бездушной машиной, в цепких и безжалостных когтях которой он оказался. И все его возможные предложения, весь этот жалкий, бессмысленный лепет, унизительный торг…
Зачем он им? Что такого он может им предложить? Двинуть вперед технологии в радиоэлектронике, создать все эти гидростатические взрыватели или приборы кратности? Приемопередатчики? Заложить базу под производство полупроводников? Триод, радар? Атомную программу начать? Господи! Да им и не нужно от него ничего этого! Те трое, они… они просто знают историю. Знают врагов Империи, знают ее ошибки. Этого одного им достаточно, чтобы выиграть в «Большой игре». Они-то царю нужны. Один построит ему флот. Второй спасет ему сына от смертельного недуга. Третий – от всего остального, подлого и двуногого…
А он? Он, умный, талантливый, величайший ученый на этой Земле, получается, и не нужен ему, в общем-то. Наоборот. Ему скорее нужно, чтобы он, с этими знаниями, никогда не попал туда. К тем, другим… Господи, помилуй! Сделай так, чтобы они придумали, ради чего меня можно не убивать! Господи!.. Нет. Не надо!.. Не надо! Пожалуйста… профессор, выключите ее, ради бога! Я не хочу туда! Не надо! А-а-а!!! Гражданин следователь, я все… все подпишу, только не бейте. Пожалуйста, не бейте!!!
– И что это ты так разорался-то, а, позор нации? На две жизни насмотрелся там дерьмократских сериалов? Просыпайся уж, разговор есть.
– Ва… Василий Иг… Игн…
– Не Игн. А Александрович. Не забыл?
– Н-н-нет…
– Замечательно. Вот вода. Рожу умой, отлей, и пойдем.
– Куда?..
– На кудыкину гору. Делай, что сказано, а то ускоритель пропишу. Тут у меня печатки нет. Так что хоть с левой, хоть с правой. Шевелись, кому сказано, муха сонная.
Через десять минут они остановились возле двери, над которой лаково красовалась свеженькая табличка: «Лаборатория 05-П».
– Заходи – не бойся, выходи – не плачь, – Балк легонько подтолкнул ссутулившегося Лейкова навстречу яркому электрическому свету, хлынувшему в коридор из-за толстой, по виду явно многослойной двери с тамбуром. – Сейчас увидишь, голубок, что не ты у нас один такой… Ученый.
Смотри, как мы серьезно тут обустраиваемся, да на ус себе мотай. С размахом, я бы сказал, устраиваемся. Я вчера сам даже удивился, как Владимир Игоревич тут все разумно спланировал. Талант! Самородок. У нас – точно бы дисер защитил, а то и все два, не сомневайся. Но пусть он сам тебе все в своем хозяйстве покажет, не хочу хозяина лишать такого удовольствия.
– Владимир Игоревич – это Балк! Мы пришли.
– Да-да, господа, слышу! Минуточку. Я сейчас иду, – донесся до вошедших бодрый, жизнерадостный голос из-за одной из внутренних дверей, едва различимый сквозь шум воды, хлещущей в какую-то, явно немаленькую, емкость.
– А ты молчи, смотри и слушай. Говорить с хозяином я буду. А потом, когда до тебя очередь дойдет…
– Здравствуйте, господа. Прошу извинить, что заставил чуток подождать, Василий Александрович, – навстречу им вышел высокий, плечистый добродушного вида человек, с живым, улыбчивым лицом, обрамленным пышной каштановой шевелюрой и небольшой аккуратно подстриженной бородкой. – Ах! Так это с вами тот замечательный инженер, о котором вы давеча говорили? С вашего крейсера?