Ставка на невинность
Шрифт:
– Ян, я видела, как ты в прошлом месяце жрала яичницу на шкварках, – колет мне глаз она в ответ.
– Там соль, канцерогены, усилители вкуса, всякие вредные «е»… – пытаюсь я надавить на совесть госслужащей.
Анька демонстративно запускает руку в пакет и на глазах у потрясенной таким коварством меня достает оттуда чипсину. Повертев ее перед моим носом, она смачно ею хрустит и облизывает пальцы.
– Отрава, – с наслаждение тянет Анька. – Хочешь?
Отбираю пакет и набиваю полный рот.
Будь я проклята
– Че так мало взяла? – ворчу я.
– У меня еще две упаковки, не ссы. Что я, первый раз замужем, что ли? Вы всегда у меня их съедаете. Ноете и жрете.
– Из-за тебя я отеку… – сваливаю я все на Аньку, которая судя по всему не испытывает ни капли вины.
– Не, – отзывается втекшая на кухню Медведева. – Из-за меня.
Она, как маг, достает из сумки сыр-косичку.
Как в студенчестве. Мы пили какую-то сладкую бурду, гордо называемую шампанским и закусывали именно косичкой. Так что, да, извращаюсь я давно. Знаюю в том толк. Например, могу нажраться неспелого ананаса и зажевать ананасовой жвачкой, чтоб язык вообще превратился в тряпку.
Как пить дать завтра буду опухшая. Хер с ним, все равно некому теперь мою красоту ценить.
– Ну? – тороплю я. – Рассказывайте, звезды советской разведки.
– Она блондинка, – начинает Медведева, разливая по фужерам шампанское, и лед на дне хрусталя начинает потрескивать. В нашем ордене тридцатилеток она сестра-разливающая. Дочь профессора и кандидат наук, она умеет на глаз разлить поровну любую жидкость.
– Лет двадцать пять, красивая, стройная. Блондинка она натуральная… – сыплет соль на мои раны Анька.
– Наверно, это та самая Марго, – куксюсь я. – Раз она такая вся шикарная, какого хрена он меня совращал? За каким лешим он притащился сегодня с букетиком?
Я мотаю головой в сторону вазы.
Девки тут же пошли искать изъяны в букете, но не нашли.
– А ты чего меня вызывала? – спрашивает Медведева, которая всегда все помнит.
Я вкратце пересказываю сегодняшний эпический конец рабочего дня.
Подруги соглашаются, что со стороны Геры такое поведение – абсолютное скотство. Он обязан ревновать и страдать, может даже напиваться в каком-нибудь барушнике, но исключительно в одиночестве, отгоняя от себя баб, потому что они все неверные и не я. А не вот это вот все.
Приговорив первую бутылку, мы начинаем кипеть гневом.
К концу второй меня озаряет.
– Он ее повез к себе. На хатку бобра с траходромом и ковриком для коленок, – чуть заплетающимся языком выдаю я. Видать, сыр – не очень надежная закуска.
– Ну не… – успокаивает меня Анька.
– А зачем по-твоему он ее в ресторан водил?
– Э… – скрипит она, не зная, какой аргумент подобрать.
– Именно!
– А вдруг нет? – морщится Медведева. – Вдруг это была деловая встреча?
– Если он там, то точно ее трахает. И тогда я не знаю, что с ним сделаю…
– Ты не можешь
– Как раз наоборот, – возражаю я. – Именно официально мы пара. И я должна знать, какой он мудак!
– И что ты предлагаешь? – спрашивает Анька, которая за любой кипиш, кроме сверхурочных.
– На дело пойдем.
Глава 48. Родину надо уважать
– Ну ты и копуша, – шпыняет меня Медведева, вызывая у меня праведное возмущение. Кто бы говорил вообще!
– Я убирала раскрас под панду! – огрызаюсь я.
– Все равно не получилось, – фыркает она, запихивая меня в такси. – А так был бы комуфляж, как у спецназа.
– Иди в жопу! – ругаюсь я. – И собери ноги! Отрастила, блин.
– Шеф, – икает упавшая на переднее сидение Анька. – Трогай…
– Куда трогай, все запотело, – ворчит дедок, уже догадывающийся, что не в добрый час его понесло подколымить.
– Идем по приборам, – отмахивается налоговая инспекция, все-таки открывая окно.
– Так, барышня, – одергивает меня водила, потому что я вылезаю вперед между кресел, чтобы в зеркало заднего вида посмотреть, что там у меня с тушью. Ну ладно. Умеренный пандизм мы назовем «смоки айз». Модно, дешево и сердито.
Я опадаю обратно на сидение.
– Вообще тут недалеко, чего вам было не проветриться, – бубнит таксист. – Очухались бы зато чутка…
– Ой дед, не нуди, а, – отмахивается Алка. – Дело у нас… Надо Родине помочь, тебе выпало как в кине быть. Сейчас будем следить за особо опасным террористом…
– Во, – Анька достает откуда-то свою ксиву, сует водиле в нос и быстро убирает. Она вообще никому особо не дает разглядывать свое удостоверение. Я первый раз, когда увидела, ржала минут двадцать.
Оказывается, налоговикам на удостоверении надо быть в форме. Да, у них есть форма. Какую выдадут. Щуплой Аньке дали пиджак размера пятидесятого. Так что на фотке головастик в кителе с такими огромными плечами, что ждешь генеральских погон не меньше. Может, и нет там погон, но впечатляет. И чем дольше смотришь, тем зачетнее. Особенно шея в этом прикиде у Аньки выразительная. Как у быка хвост.
Дед обводит нас взглядом и выносит приговор:
– Мандец Родине.
Но смиряется со своей участью и везет нас к Гериному дому.
– Вон, – пихаю я Медведеву в бок. – Его тачка. Я же говорила!
Козел!
– Шеф, ик… Давай поближе… – командует Аня.
– Ну точно его. Сил моих нет! – роняю лицо в руки.
– Сидит Янка, рога повесила…
– Да погоди еще, может, не рога… Где его окна?
– На том этаже все горят светом, чтоб их всех коротнуло. Все! Можно даже не считать, точно подлец расчехлил свою указку! Сходится. Бабу отужинал, приехал на траходром, свет горит… Уже, наверное, коврик весь протерли…