Ставка на выбывание

Сергеева Оксана Михайловна

— Не надо. Что ты хочешь от меня?

— Чтобы ты ко мне вернулась.

— Это невозможно. Прекрати звонить мне, живи своей жизнью и оставь меня в покое.

— Я приеду сегодня. Поговорим.

— Не надо! — крикнула она, но он повесил трубку.

Сволочь, все настроение испортил. А оно у Маши до его звонка было просто отличное. Работа и общение с растениями всегда воодушевляли — так она заряжалась, в этом она черпала силы и энергию.

Не раздумывая, Мария тут же позвонила матери:

— Мамуль, привет!

Как насчет того, чтобы вместе провести вечерок. Перетрем все местные сплетни, а?

— О, я всегда «за». Во сколько ты будешь дома? Я приеду.

— Давай лучше я к тебе. Я скоро закончу на Новорижском и сразу к тебе.

— Жду.

Ни матери, ни сестре Мария не сказала, что Константин начал ее преследовать. Не хотела расстраивать и плодить ненужные разговоры.

Надеялась, что ему попросту надоест и он перестанет доставать ее. Хотя нервов успеет вытрепать прилично. Расставались они болезненно.

Произошло это четыре месяца назад, а Маше казалось, что только вчера. На какое-то время появилось у нее ощущение, что отошла она, что стало в ее жизни все спокойно, но длилось это недолго.

— Маша, — позвал помощник, вырывая ее из задумчивого оцепенения. — Я тебе еще нужен?

— Нет, Миша, езжай. Я тоже сейчас поеду. Завтра перевалим гортензии в цветники, потом добавим барбариса, и останется по мелочи.

— Тогда до завтра. Звони, если что.

— До завтра, — попрощалась и направилась дому.

На дорожке, напротив формованной липы с кубической кроной, стояла домработница Бажина. Хотя, наверное, лучше ее назвать управляющей домом. Она все знала, всем заведовала и всеми командовала.

— Машенька, какая у нас тут все-таки красота. Не устаю любоваться.

— Да, Надежда Алексеевна, мне кажется, у нас все получилось, — приветливо улыбнулась Александрова. — Скажите, Виталий Эдуардович сейчас свободен? Мне бы хотелось с ним поговорить.

— Да, Машенька. — Женщина указала рукой в сторону двери, из которой сама только что вышла. — Он как раз на кухне. Проходите.

— Это будет удобно?

— Думаю, да.

Прежде чем войти, Мария стукнула костяшками пальцев в стеклянную дверь.

— Добрый день, — вежливо улыбнулась, чуть задержавшись на пороге.

— Добрее не бывает. — Бажин стоял у стола, жирно намазывал черную икру на белый хлеб и собирался пить водку. Перед ним стояла наполненная рюмка.

— Я не помешаю? Хотела с вами поговорить. — Застав его за этим занятием, отчего-то смутилась. Что-то странное и неправильно виделось во всей этой ситуации.

— Присаживайся. — Опустошил рюмку.

Маша прошла к кухонному островку и остановилась у стула, на который указал Виталий. Она немного отодвинула его и осторожно села, стараясь не задеть поверхность стола и не разрушить большой карточный домик. Забавное у него хобби…

— Маня, а выпей со мной? У меня был тяжелый день. У меня было целых три тяжелых дня.

— Простите, мне кажется, это плохая идея. — Вздохнула, удобно приваливаясь к спинке стула и ожидая, когда Бажин каким-то знаком выразит готовность ее выслушать.

— Так и запиши в свой дендроплан: посадить гортензии и выпить с шефом. Это приказ. Считай, что ты сегодня на симпозиуме. — Он, конечно, шутил.

— Да, это все меняет, — невольно улыбнулась Мария.

— Симпозиум, если переводить с греческого дословно, означает «выпивать вместе». Давай хоть кофе попьем. — Достал чашку, налил кофе и аккуратно поставил ее на стол перед Машей. — Извини, кофе уже немного остыл, я не пью кипяток.

— Ничего страшного, я тоже не пью горячий.

Потом он закурил, взял пепельницу, свою чашку кофе и наконец уселся. Коротко затянувшись, выдохнул в сторону и положил сигарету на край темного стекла. Кончиками пальцев подвинул к себе две карты. Со слабым шорохом они проехали по полированному граниту.

— Ты меня боишься? — Продолжил собирать карточный домик. Говорил он тихо, вероятно, дыханием боясь порушить свое строение.

— Почему? — невольно Маша тоже понизила тон и ради приличия сделала глоток кофе.

— Это я спрашиваю — почему? — почти шепнул. Пристроил сверху только что поставленных карт еще одну, отклонился и выдохнул.

— Не боюсь. — Ей захотелось сделать так же: глубоко вдохнуть и выдохнуть.

— Врешь, — сказал он громче. — Я всегда чувствую, когда люди врут. Я очень чувствителен ко лжи. Видимо, родился со специальной настройкой.

Бажин смотрел на карты, а Маша смотрела на его руки. Молча и заворожено следила за его плавными, ровными и точными движениями. У него красивые руки, пальцы. Кажется, про такие говорят: как у пианиста.

— Я не знала, что вы курите.

— Я не курю. — Он не улыбался. Наоборот, взгляд его карих глаз стал более сосредоточенным.

— Понятно.

— Я давно бросил. Исходя из тех же соображений, что, наверное, и все. Но иногда меня страшно тянет покурить. И тогда я думаю… — Поднял взгляд, и у Маши перехватило дыхание. — Это же просто сигарета. Делаю две затяжки. И снова забываю про то, что когда-то курил. — Он снова коротко затянулся, выдохнул дым в сторону и затушил сигарету.

— Весьма своеобразный способ борьбы с зависимостью.

— Очень действенный. Бороться нужно против кого-то и за что-то, а не с самим собой. Бороться против самого себя из-за двух затяжек— бессмысленно. Я же сам себе друг. А вот ты, Маня, сама себе враг.

— Почему это?

— Потому что борешься сама с собой против удовольствия. Борешься глупо и бесполезно. Но я подумаю, как решить эту проблему.

— Какую проблему?

— С твоей неловкостью. С тем, что тебе мешает.

Она улыбнулась: