Ставка на вылет
Шрифт:
Колесников стоял у окна с сигаретой, к нам спиной, за довольно большим столом сидел мужчина с довольно понурым видом, на диване сидела свита те двое которых я уже видела в офисе Ильи, один с ноутбуком на коленях второй с кем-то тихо разговаривал по телефону, к ним же присоединился всадник.
– Доброе утро! – произнесла, останавливаясь у стола.
– Присаживайтесь, Инга Аркадьевна, – отозвался Колесников все также не оборачиваясь, – на столе документы, просмотрите и дайте свою оценку. Прошла чуть дальше и села напротив грустного бедолаги. Открыла папку.
–
– Разумеется, – тут же прилетел ответ. И я взяв в руки карандаш начала быстро делать пометки, отмечать ошибки и заменять неудачные формулировки, которые можно трактовать двояко вполне конкретными, с которыми к договорам вообще не прикопаешься. Плюсом пока пробиралась через этот лес договоров, накладных, расчетных и прочих бумаг в мозгу вырисовывалась довольно четкая схема, которая была тут использована и которая Колесникову явно не понравится. Заметить ее не так просто, но когда потоком видишь несостыковки и знаешь для чего и почему они возникли, все становится очевидным.
Колесников прошел вокруг стола и встал за моим плечом, следя за тем как я делаю записи. Взяв в руки пару отложенных в сторону документов, пробежал глазами.
– Итог Инга Аркадьевна, кратко.
– Кривое составление всех договоров, несостыковки по финансовой части. Недополученная прибыль порядка тридцати миллионов двухстах тысяч.
Колесников неторопливо прошел дальше и, остановившись возле еще более погрустневшего бедолаги одним резким движением, припечатал его головой о стол, до характерного хруста носовой перегородки. Я вздрогнула. Свита же и всадник вообще никак на это не отреагировали.
– Ну, так что Олежа делать будем? – произнес Колесников, пододвинув по столу дозатор с салфетками и снова закуривая. Но Олежа молчал, собирая кровь, что лилась из носа.
– Сутки на улучшение ситуации, двое на ее полное исправление. Все, что будет уведено, покроешь из своего кармана. Понятно выражаюсь?
– Да, – гнусаво ответил Олежа.
– Свободен.
Как только дверь за Олежей закрылась. Колесников, затушив сигарету, сел за стол.
– Степан, проследи за этим ушлепком. Каждый его шаг проверяй, – один из свиты, что трещал все это время по телефону, аки секретутка, тут же поднялся и вышел следом за бедолагой Олежей. – Юр, проследи, чтобы по всем филиалам начали проверку, пусть до копейки мне все посчитают и базы тоже. Вообще, везде короче.
– Понял, – отозвался второй из свиты и прихватив ноутбук тоже направился к двери.
– Алексей, на тебе проверка всей оставшейся шелупони и скажи, чтобы нам принесли кофе и пожрать чего-нибудь, – всадник согласно кивнул и поднявшись покинул кабинет.
– Вы приняты, Инга Аркадьевна.
– Благодарю. Касаемо этих бумаг. Исходя из того, что я увидела, вас на*бывают, и один Олежа такую схему не потянул бы в одну харю. Человек пять минимум еще пара на разных уровнях от сбыта, приемки и прочих.
– Я тебе больше скажу, меня не только тут на*бать решили, но и зарыть. Кто-то крысит, вычислить пока не могу, – в его глазах сквозило черным льдом еще не утихшее раздражение и я начина понимать понурого Олежу.
– Ясно.
– По твоему вопросу. Куликов ждет тебя, – он кратко взглянул на наручные часы, – через два часа. Все, что есть у тебя на руках, все заключения, результаты обследования все покажешь. Если согласится, операция состоится в ближайшие трое суток. – Одно это предложение, сказанное им, произнесено будто между делом, оборвало на мгновение мое дыхание, снова давая надежду. – До одиннадцати решаешь свои личные проблемы, потом жду тебя здесь.
– Спасибо, – произнесла сдержанно, поднимаясь со своего места, хотя внутри все бурлило от невысказанной благодарности.
– Свободна.
Глава 4
Аудиенция была закончена, адрес и номер телефона Куликова мне скинули сообщением сразу, как я покинула кабинет. Вышла на улицу и остановившись на крыльце реста, закурила, все еще не веря, что у меня появился шанс. Вызвала такси. Дома не теряя времени, собрала все имеющиеся у меня на руках документы и результаты обследований мамы и поехала к Куликову.
Внутри все еще пел страх, страх, что встреча с врачом не принесет ничего, что все окажется зря и страх того, что я могу потерять самого близкого и родного мне человека, ради которого я и в ад спущусь, если понадобится.
Я шла по длинному коридору клиники, стук собственных каблуков бил стальным молотом по нервным окончаниям, а внутренняя молитва с каждым шагом становилась все неистовей, яростней, отчаянней.
Медсестра постучала в дверь кабинета и открыв ее, пригласила меня пройти внутрь.
– Доброе утро, Андрей Владимирович! Я Инга Аверина от Колесникова.
– Здравствуйте! Проходите, присаживайтесь. Мне сообщили о вас – Куликов указал на стул напротив своего стола.
Пока он просматривал принесенные мной бумаги, я молилась всем богам и не только им. Тишина и его молчание душило, перекрывая дыхание. Я пыталась быть объективной и трезвомыслящей, мне хотелось быть более хладнокровной и способной принять любой итог, но я не могла. Это как в падающем самолете не остается атеистов, все становятся неистово верующими и молят лишь об одном- чтобы выжить. Моя жизнь была этим падающим самолетом.
– Инга Аркадьевна, – прервал поток моих мыслей Куликов, – скрывать не буду состояние вашей матери тяжелое. И при проведении операции при таких показателях существующие риски увеличиваются…
– Андрей Владимирович, простите, что я вас перебила. Я за эти месяцы выслушала огромное количество мнений и прогнозов. Никто не дал нам шанса даже на операцию, а без операции речь уже не о рисках, ибо итог только один. Меня волнует единственный вопрос: возьметесь ли вы оперировать?
После заданного мной вопроса повисла пауза. Куликов снял очки, положил руки на стол и смотрел на меня, будто взвешивая все «за» и «против» на своих внутренних весах.