Ставок больше нет
Шрифт:
Петренко протянул руку, но она не дотягивалась до оклеенного цветастой бумагой края.
– Черт, не достаю! – выругался он. Носки его ботинок упирались в поверхность табуретки, – обшарпанной, как и все в этой квартире, «убитой» многочисленными жильцами-арендаторами, менявшимися каждые полгода, а то и быстрее.
Исаев, не долго думая, метнулся в кухню, – она была пуста. Молодой мужчина, проживавший в квартире, терпеливо сидел на диване в единственной комнате. После того, как ему сунули под нос служебные удостоверения, объяснили, что визит не имеет отношения к нему лично, – парень как будто потерял к происходившему интерес. На самом деле, конечно, изо всех сил напрягал слух.
Сняв с небольшого квадратного стола пустую кастрюлю, Исаев ухватил мебелишку за края…
Меньше чем через тридцать секунд Петренко, оттолкнувшись от стола, нырнул на антресоли глубже. Пальцы вцепились в коробку, крышка легко подалась вверх… Уколовшись о какую-то булавку, не обращал внимания на боль.
– Вот, есть! Нашел…
Когда спрыгнул со стола, лицо его выражало недоумение.
Исаев буквально вырвал у него из рук пожелтевшую страничку блокнота для записей.
– Не понимаю… – он оторопело всматривался в странный рисунок. – Похоже на знак бесконечности, у которого откусили правый край. Зачем Черненко нарисовал это?.. Мол, СССР, который собирался существовать вечно, теперь…
– Что ты городишь! – оборвал его Петренко. – Какой знак бесконечности. Это символическое изображение рыбы. Вот туловище… Хвост…
Пленка зашипела…
« – Ты должен помочь мне…
– В чем?..»
– Голос Юрия, брата, – прокомментировал Антон.
Он и Холмогоров находились в огромной комнате старой коммунальной квартиры. Рубцов не отпирал ключом дверь, – на три звонка ее отворила сморщенная, согнувшаяся в три погибели старушонка. Она же отомкнула замок комнаты.
– Зачем хочешь, чтобы я это прослушал?.. – Анатолий Геннадиевич оставил своих «морд» внизу, в машине.
К ней в данный момент подруливал автобусик «мерседес» с головорезами.
Антон щелкнул клавишей. Миниатюрный моторчик перестал крутить пленку.
– История слишком невероятна… Боялся: просто так мне не поверите. Запись сделана с той же целью…
Тронул кнопку перемотки. Пленка едва дернулась назад. Включил прослушивание.
« – В чем?..» – запись повторилась с последней фразы.
« – Мы вдвоем должны обыграть одного человека… Это будет чрезвычайно сложная игра. Он дьявольски осторожен, за игорным столом не новичок и подозревает меня…»
Брат Антона – Юрий – не произносил ни слова.
– Второй человек на пленке – Математик? – быстро спросил Холмогоров.
– Да, он.
Устройство продолжало крутить запись.
« – Стоит ли в таком случае связываться. Он богат?.. Надеешься сорвать большой куш?..» – наконец спросил Юрий.
« – Он влиятелен. Денег у него не много. Но он их любит. И увлекается игрой. Хочу сделать его вечным должником… Он понадобиться для одного дела.
– Какого?..»
Антон нажал «стоп».
– Сейчас будет самое важное… – произнес он. Слова вдруг стали даваться с трудом. Во рту пересохло. Все казалось: Холмогоров не верит.
Какой-то скепсис то и дело мелькал во взгляде Анатолия Геннадиевича.
Тот кивнул: мол, давай, внимательно слушаю. Рубцов пустил пленку дальше.
« – Неважно… Ты – мой должник… Значит, будешь выполнять все, что велю. Иначе… Сам знаешь!.. Второй посадки с твоим здоровьем не выдержать!» – даже некачественная запись передавала ноты озлобления, зазвучавшие в голосе Математика.
– Где важное?! – Холмогоров, словно подхватывая интонацию, не пытался скрыть раздражение.
– Сейчас… – Антон опять утопил «стоп». – Я поторопился. Будет небольшая пауза. Потом – запись другого разговора. Ее сделала Агата, подруга Юрия. Она любит брата и презирает Математика. Тот не оставляет ее в покое. Агата для него… Так бывает… Не знаю, поймете ли… Математик – однолюб. Женщины его не интересуют. Кроме одной… Так получилось: Агата познакомилась с Юрием на вечеринке, а пригласил ее туда Математик. Наверное, это и называется любовным треугольником.
– Включай!.. – угрюмо приказал Холмогоров.
После короткой перебивки, во время которой динамик не издавал ни звука, магнитофон зашипел вновь – чувствовалось: это уже запись, но люди пока не разговаривают. Вот послышались голоса…
« – Должна согласиться на предложение!.. Что упрямишься, Агата?!.. Общего между тобой и этим… Юрий – жалкий шулер… Весь капитал – колода карт. Сегодня играет и живет, а завтра – тюрьма и смерть!.. Он болен – наверняка не рассказал тебе об этом. Послушай, грядут невероятные события!..
– События?.. Какие события?.. У тебя странные глаза. Что, наглотался «колес»?.. – голос принадлежал женщине. Произносила слова отрывисто, с нескрываемым презрением.
– Брось, ничего я не наглотался! Я даже шампанского не пью!.. Агата, игрок – это только одна моя половина. Я…
– О, я знаю! Ты – двуликий Янус!.. – проговорила женщина с ненавистью. – Презираю таких!
– Напрасно. Я избран самим богом!..
– Ты бредишь. Бог никогда не избрал бы такого как ты!»
Из динамика стали раздаваться громкие щелчки, треск, шипение. Анатолий Геннадиевич поморщился, вопросительно посмотрел на Рубцова. Тот сделал успокаивающий жест: «Все в порядке. Продолжение будет!»
Шипение перебил голос…
« – Ты знаешь, как зовет меня эта шушера… Математик!.. Я действительно ученый. И большой. В том, чем занимаюсь, мне нет равных!..
Послышался презрительный смех Агаты.
Запись становилась все менее качественной. Что-то потрескивало. На голоса наслаивался шум.
– Не смей!.. – крикнул Математик».
Холмогоров сделал знак. Антон остановил пленку.
– Ты говоришь, он ее любит?..
– Да, безумно… То, что здесь кричит на нее – ничего не значит. Он уже много раз объяснялся ей. Агата его отвергала. Вынуждена терпеть его общество. Юрий полностью от него зависит. Она пыталась избегать мест, где бывает Математик. С моим братом это невозможно. Если не спит – находится там, где играют… К тому же Математик выслеживает их.