Ставок больше нет
Шрифт:
Через несколько минут агонии блямба начала исторгать из себя маленькие, похожие на черные точки, шарики. Это не принесло облегчения. Продолжая дергаться, стала опухать, раздуваться. Цвет студня из белесого превращался в кроваво красный.
Черные шарики, – их жидкая среда, омывая со всех сторон блямбу, относила в сторону, – начали достигать ворсистой стенки. Они сталкивались с ней и упругая ткань глубоко вздрагивала. В пронизывавших ее желтых волокнах рождался импульс. Он преодолевал короткое расстояние, оказывался в серовато-белесом веществе. Вызывал десятки энергетических разрядов. В миллионах микроскопических полостей ускорялась химическая реакция. Вскоре в блямбу через канальцы стала поступать густая темно-коричневая жидкость. Она распухла еще сильнее, перестала дергаться, застыв в тягостном, смертельном оцепенении.
Холмогоров испытал тревогу: что с ним?! Странное недомогание, – поначалу объяснил его пищевым отравлением, – не проходило. Напротив: организм демонстрировал очередные тревожные симптомы.
Его опять вырвало, но эта неприятность стала уже привычной.
57.
Гараничев продолжал рассказывать:
– Я передал текст письма в вычислительный центр службы безопасности. Не был уверен: смогут ли они эффективно использовать математическую модель. Ту, по которой вычислена «кривая судьбы». Но у них получилось! Правда, ребята не были уверены в выводе… От Гаспаряна я узнал: некто самостоятельно ищет контактов с Черным человеком. Артур записал номер машины. Мы проверили его. Все подтвердилось: авто зарегистрировано на родственника Рудалева. Больше сомнений не было!
Заиграл мобильник. В другой раз Гараничев не стал бы отвлекаться от разговора с президентом, но теперь…
– Извините… Да… – Михаил Павлович ответил на звонок. Несколько минут молча слушал. Дал отбой. Посмотрел на главу государства. – Это Холмогоров. Рудалев арестован. За документ собирался получить с этих людей шестьсот тысяч долларов… Приехал за спрятанной бумагой на дачу. Но я побывал там раньше всех.
Когда сотрудники службы безопасности вывели Рудалева на улицу, закрыли дверь, повели бывшего коллегу к микроавтобусу – тот уже стоял на дороге вслед за «мерседесом», – ковер, постеленный на полу в одной из комнат, начал бугриться. Стремительно взлетел вверх, соскользнул с квадратной крышки – сбитая из нескольких половиц прикрывала широкий лаз в подпол.
Когда крышка откинулась до конца, из подпола высунулась голова человека, одетого в теплый спортивный костюм. Усевшись на край Вихров осмотрелся. Встал, подошел к окну. Отодвинул угол занавески: участок был пуст.
Зайдя на кухню достал из работавшего холодильника хлеб, ветчину, сыр, несколько свежих помидоров, литровый пакет молока. Даже не закрыв холодильника, Вихров с жадностью набросился на еду.
Гараничев не стал рассказывать президенту об очень многом: угрозы от имени мистического Сада Коммунизма исходили все от того же Рудалева. Агент постарался сделать все, чтобы направить расследование по ложному следу, заставить шефа тратить огромные силы попусту. В этом черном деле Андрей успешно использовал отличное знание современных коммуникационных технологий… Про то, где появляется Черный человек Рудалев узнал от Холмогорова – агент вкратце передал ему рассказ Гаспаряна. После этого Андрей знал, кому предложить сделку.
Электрические поля взвихрились сильнее. Крутые линии сталкивались друг с другом, волна набегала на волну. Там, где они сшибались, белковые шарики на мгновение приобретали блестящий радужный цвет. Все вместе, то расцвечиваясь, то угасая они образовывали завораживающую картину…
Шарики веселились на электрическом карнавале… Сильные электрополя, оживлявшие иллюминацию, были порождены пузырящимися всплесками химических реакций. Их обитель – бело-серые студенистые тельца. Они получали тревожащие импульсы через цепь канальцев, – с удесятеренной скоростью по ним сновали заряженные частицы.
В месте, где начиналась эта электрохимическая линия, картина была иной… Черная пещеристая масса набухла багровой жидкостью: в водно-солевом растворе – несколько видов белковых сгустков, перемешанных между собой в определенной пропорции. Значение ее непрерывно менялось.
Некоторых видов сгустков с каждым часом становилось все больше и больше. Другие, напротив, разваливались на почерневшие, неживые части, опадали вниз, застывали маленькими трупиками на дне маленьких пещерных озер, которые неуклонно превращалось из водоемов жизни в мертвые зоны.
Рудалев был в невероятном возбуждении. Хотелось непрерывно говорить. Тяжелая металлическая дверь с маленьким, задраенным форточкой окошком надолго оставила его без собеседников. Прошло несколько часов.
Андрей вдруг почувствовал слабость, апатию. Через какое-то время его вывернуло наизнанку и рвало неудержимо до самого утра. В узкой камере-одиночке были перепачканы стены и пол. Смрад говорил о близкой смерти.
Обессиленный человек лежал на железной кровати и застывшими глазами смотрел в крашеный серой краской потолок.
Черный автомобиль остановился возле здания научно-исследовательского института. Название учреждения – «Гранит» – одним не говорило ни о чем, для других же, помнивших времена «почтовых ящиков» – секретных «контор», работавших на армию, – было исполнено особым смыслом. «Гранит» переживал не лучшие времена, – вышедший из «вольво» Гараничев отметил обшарпанный фасад, грязные окна с потрескавшимися рамами. Однако несколько отделов института по-прежнему тесно сотрудничали с вооруженными силами.
С двадцатисекундным интервалом вслед за «вольво» к тротуару подрулил джип «мерседес». Едва тяжелая машина после резкого кивка вперед осела назад, двери распахнулись и оттуда стали вылезать подчинявшиеся недавно Холмогорову «морды». Оказавшись на асфальте, сперва смотрели на большое, но обветшалое институтское здание, на подъезд, к которому вели три стертые ступени, потом – на Гараничева.
Новый шеф взмахнул рукой – «Вперед!»
– Я первым открыл некоторые странности в поведении доисторических рыб!.. И первым использовал в изучении прошлого математические модели и вычислительную технику, – Виталий Брежнев разговаривал так, как будто заданный Исаевым вопрос о странностях поведения генсека в последний год жизни, ничуть не удивил его. – Но мне не давали работать над темой.
Профессор бросил короткий, полный тревоги взгляд на своих подопечных: рыбины за толстым стеклом огромного аквариума по-прежнему вели себя беспокойно.