Ставшие скверной
Шрифт:
— Он наверняка местный, — пришла к заключению Ивона.
— Думаете?
— Знать я, конечно, не могу, но предполагаю, что чтец действительно местный.
— Я по поводу него не узнавал, так что даже и имени не слышал.
— А я даже не подозревала, что он существовал, слишком была занята своими проблемами, — призналась она.
— Кстати о проблемах, как у вас проходит общение с лесом?
— Всё вроде бы хорошо, но я не уверена. Учителя у меня нет, а Шии пока восстанавливается, поэтому я не знаю, всё ли делаю правильно.
— У вас есть учитель — лес, — заметил Лем, переливая суп из мисок в кастрюлю. — Думаю, что он
— Лес не любит говорить понятно. Аллегории, метафоры, недомолвки — по какой-то странной причине лес предпочитает загадки, — с огорчением сказала Ивона.
— Как в сказках о духах леса, которые заманивают людей и отпускают только тех, кто правильно ответит на вопрос.
— Немного похоже. Но давайте ненадолго прервёмся, а то мы так никогда не поедим.
— Ох, простите!
— Я и сама вас заговорила, так что жаловаться мне не на что, — улыбнулась ему девушка и пошла за камнем.
Вскоре еда была разогрета, и они с удовольствием поели, любуясь видом.
Жизнь текла тихо и спокойно. Отношения между Лемом и Ивоной становились всё ближе, Альна вела себя тише воды ниже травы, Лата и Рэн почти перестали появляться перед остальными членами группы, но никто не был этому удивлён.
На вторую неделю Иона стала чаще выходить из кельи и иногда даже присоединялась к Ивоне, когда та разговаривала с лесом. Юная чтица не возражала против компании Верховной и уже со второго дня начала воспринимать её как естественную часть ритуала.
Единственным человеком, который не участвовал в жизни группы, был Карик. После Нуа он стал задумчивым и неразговорчивым, хотя до этого часто общался с Рабденом, Рэном и Мимом. Что с ним случилось, никто не знал, да и большинство людей были заняты своими делами и не обращали на него внимания. Изменения заметили лишь двое: Иона и маро.
Верховная старалась сдерживать свои способности, когда она находилась рядом со своими спутниками, но чувства Карика были настолько яркими, что вскоре их стало невозможно игнорировать. Поэтому как-то раз она попросила чтеца зайти к ней в келью после завтрака. Сидящие за столом удивились подобной просьбе, но решили, что Лея хочет поговорить о памятниках, что он делал.
Когда все закончили есть, Иона поманила за собой Калина и направилась в свою комнату. Молодой человек неловко последовал за ней.
Сев на свою кровать, девушка попросила мар и маро удалиться и начала разговор:
— Я думаю, что вы помните, что я чувствую чужие эмоции, Карик.
— Да, — с замиранием сердца ответил он.
— Эмоции — это то, что принадлежит только самому человеку, поэтому я стараюсь заглушать свои способности артефактами. Но, к сожалению, ещё два или три года назад они перестали действовать так, как положено. Жрицы в храме сказали, что моя сила намного больше, чем у многих предыдущих Верховных, поэтому он скрывает лишь несильные эмоции. То уныние, отчаяние и страх, которые вы испытываете, сложно игнорировать. Простите, что я вмешиваюсь, но что с вами произошло в Нуа, что вы всё больше и больше впадаете в уныние?
— Это… Это сложно объяснить.
Карик сглотнул.
— У нас с вами есть время, — мягко сказала Иона.
После недолгого молчания он всё-таки решился:
— Это касается памятников… С тех пор, как я создал их, я чувствую непонятную пустоту внутри. И страх. Я и сам не знаю, что является причиной этого чувства, но оно
Иона на минутку задумалась, а затем спросила:
— Вы довольны своим творением?
— Я не знаю. С одной стороны, в городе его оценили, а, с другой стороны, я не уверен, что использовал правильные материалы, особенно для тех, что в деревнях по пути. А вдруг они начнут рассыпаться на следующий год? Я так мало знаю!
Карик сидел, опустив голову, а его руки мяли край туники.
— Скажу вам честно, я знаю о скульптуре ещё меньше вашего, но на мой взгляд, ваши памятники были прекрасны. Если вы боитесь за их сохранность, то вы всегда сможете навестить города и деревни, где они установлены. Вы наберётесь опыта и переделаете их, если захотите.
— Возможно, вы правы и мне стоит это сделать…
— Я чувствую, что это не основная причина ваших переживаний.
Принцесса ещё раз замолчала, пытаясь придумать объяснение состоянию Карика. В тишине прошло не меньше пяти минут, пока Иону не осенило:
— Завершение работы! Да, вы продолжаете создавать маленькие памятники, но они уже являются повторами, это не новые скульптуры. Я слышала, что некоторые художники испытывают невероятный упадок сил после того, как они заканчивают работу. Любое творчество требует невероятных душевных, а порой и физических затрат. Вы вложили в них не только частичку себя, но и истратили невероятное количество Потока. Слова созидания требуют максимального сосредоточения. К тому же, это ваше первое произведение, вы не уверены в себе и сомневаетесь в своих знаниях. Всем людям хочется одобрения, признания, и то, что ваша работа стоит сейчас в далёком городе, пугает вас. Вы не можете видеть реакцию, боитесь, что что-то не так.
— Я… Да, наверное, — задумчиво ответил Карик. — В памятник было вложено столько моих чаяний, что сама мысль, что я что-то сделал не так, что моя работа недостаточно хороша, что она кому-то не понравится, пугает меня. Я понимаю, что это мелочно и глупо, что я должен быть доволен тем, что мне просто разрешили создать памятники! Они могли отказать — у меня нет имени, более того, последнюю полноценную скульптуру я делал десять лет назад! Я слишком многого хочу.
— И это нормально, — мягко сказала Лея. — Многие люди стремятся к тому, чтобы их признали. Особенно если в их семье есть другие дети: более особенные, более способные, более приметные и отвечающие всем требованиям. Часто мы сами ставим себя в эти рамки, но если есть в нашем окружении те, кто является самородком или талантом и этот кто-то родился раньше нас, то наше положение лишь ухудшается. Но это лишь иллюзия — я ещё не встречала бесталанных людей, просто каждый человек способен к разному труду. Любая работа важна. В своих странствиях с Мимом и Кортиком я встречала разных людей, но есть тот, кто запомнился мне больше всего. Его звали Тир.
На губах принцессы заиграла улыбка.
— Он был старшим конюхом, и пусть он хорошо обращался с лошадьми, его главным талантом была доброта. Его мягкое тепло согревало весь обоз. А ведь на первый взгляд он не делал ничего особенного — просто разговаривал с людьми. Он часто говаривал, что не встречал на этом свете плохих людей. Надеюсь, что он всё так же ходит с караваном и плохих людей ему не повстречалось.
Воспоминания о Тире были одними из самых хороших и светлых, что были у принцессы, поэтому на душе у неё стало тепло от одной лишь мысли о нём.