Стая
Шрифт:
— Может, по мирному, разойдемся? — предложил Макс. — Чего нам делить-то?
— Я те разойдусь, блядь! — заорала белокурая бестия на чистейшем русском. — Будешь тут у меня шляться! Я те в бункере щас… — он запнулся, и добавил ритуальное: — Русиш швайн!
Лепет Фрица, пытавшегося, надо понимать, доказать, что он-то как раз не «русиш швайн», но самый что ни на есть чистокровный нордический ариец, — «эсэсманы» проигнорировали.
— Обыскать! Шнелль! — рявкнул гауптман.
«Срубил, называется, деньжат по-легкому…» — подумал Макс тоскливо. Отправляться в бункер и проверять, насколько правдивы
В том, что связались с ними именно придурки, сомнений не было. Точнее, придурки-то они по определению, — разве будет взрослый серьезный человек играть в такие дебильные игры? Но и среди прочих похожих придурков эти выделялись повышенной придурковатостью.
Окружили, со всех сторон стволами тычут, — если в самом деле до стрельбы дойдет, половина пуль у них в своих же и полетит, — а то Макс не знает, как эти трещотки в руках дергаются…
Один из «эсэсманов» шагнул к их троице, намереваясь выполнить приказ гауптмана: обыскать «русских свиней». И начать решил с Макса. Тот быстро взглянул на спутников. От Фридриха помощи ждать нечего, с ним все понятно. А вот загадочный господин Граев, решивший прикупить крупнокалиберный миномет… Что можно ожидать от него, когда дойдет до драки, — решительно неизвестно.
«Эсэсман» подошел поближе, потянулся ощупать одежду Макса — и тут же с издал хрюкающий звук, согнулся как-то странно, несколько набок, — удар угодил ему точно по печени и был крайне болезненным. Макс, придерживая одной рукой живой щит, сдернул с шеи псевдо-немца «шмайссер».
И тут же длинным прыжком отскочил, спасаясь от очередей тех, что стояли сзади и сбоку, — но очереди не прозвучали, «эсэсманы» еще не опомнились от неожиданности.
Макс крутнулся прямо-таки в балетном пируэте, одновременно надавив на спуск «шмайссера» — решив очистить огнем задний сектор, а уж потом разбираться с передними. «Шмайссер» мертво молчал. Макс дернул назад рукоятку затвора… Вернее, попытался дернуть — без малейшего эффекта. Дернул еще раз, изо всех сил, — и она осталась в пальцах…
Сообразив, наконец, в чем дело, Макс уже не смог остановиться — подскочил к «эсэсману», легко уклонился от неуклюжего удара, вмазал сам — от души, качественно, не смертельно, но очень больно…
На этом активная фаза конфликта закончилась: Макс краем глаза видел, что Граев тоже не терял времени даром — и сейчас подвернувшиеся ему под руку гауптман и двое его присных лежали на земле и не делали попыток подняться. И в самом деле, когда над тобой стоит верзила с каменным лицом, и держит в руке пистолет с глушителем, — лучше бы от таких попыток воздержаться.
Фридрих стоял как стоял, даже улыбаться не прекратил. Тьфу… Пялился, как на кино, нет чтоб залечь… А если бы автоматы настоящими оказались?
Макс ощутил вдруг достаточно неуместное чувство — сильнейшее разочарование. Настроился уж было на серьезную драку, а тут… Он зашвырнул бутафорскую железку в ближайшее небольшое болотце, благо такие болотца тут были повсюду. Надвинулся на лежащего гауптмана, паскудно ухмыляясь.
— В бункер, говоришь?! — Хрясь! Сапог смачно ударил по ребрам. — Можно и в бункер, рожа усташская… Я вам там устрою могилку коммунальную,
Хрясь! Пинок в ляжку оказался не менее болезненным.
— Не нада-а-а-а! — взвыл гауптман, мигом превратившись в того, кем он, собственно, и был изначально — в двадцатилетнего инфантильного ублюдка, выбравшего себе очень нехорошую игру.
— О-у-х-х-х-х… — зашипел, схватившись двумя руками за живот, еще один ублюдок, вознамерившийся было на четвереньках покинуть место расправы.
— Погоди, — хмуро сказал Граев.
— С чего это? — искренне удивился Макс. — По уму их мочить надо, да топить в болоте. Но я сегодня добрый невероятно — попинаю, пока ноги не устанут, да и отпущу к папе с мамой… Куда пополз, сука?! У меня ноги еще в порядке!
Хрясь! Хрясь!
— Погоди, — повторил Граев. — Сколько, говоришь, до места? Запряжем этих лбов — можно одной ходкой обернуться.
Макс на секунду задумался… Идея неплохая. Пусть уроды покорячатся, таща через болотную топь тяжеленные железяки. А потом, в конце пути, развести костерок да и спалить все «эсэсовские» шмотки, вплоть до трусов и маек — нехай голышом домой шлепают, зондерфюреры недоделанные… Может, в мозгах посвежеет.
А потом Максу пришла в голову другая идея… Он думал над ней долго — и весь путь туда, и весь путь обратно… Озвучил Макс свою мысль, лишь когда они расстались и с псевдо-немцами, и с немцем настоящим, укатившим в обнимку мешком, скрывавшим останки любимого дедушки.
— Послушай, Граев, — начал Макс, когда они загрузили тщательно запакованный миномет в машину, — а тебе не нужен, случайно, в минометный расчет второй номер?
Граев ничего не ответил, лишь удивленно приподнял бровь.
Макс пояснил:
— Понимаешь… что-то закисать я стал. Опостылело фрицам смертные медальоны продавать. Как столкнулись давеча с «эсэсманами» — даже обрадовался: дело, думаю, настоящее… А там… Тьфу. Ну так как, Граев? Сделаем салют вместе?
Граев помолчал, подумал… Протянул широченную ладонь и сказал:
— Граев — это в мирной жизни. А на войне меня зовут Танцор.
Глава девятая
И поезд уплывет в сиреневую даль…
Стрелять хорошо, но можно сделать дело и без шума, если надо.
1
Проводы ничем не напоминали традиционные: с объятиями-поцелуями между провожающим и уезжающей, и с обещаниями писать-звонить-эсэмэсить, и с долгим маханием ладонью из окна медленно набирающего ход поезда…
Ничего этого не было. По большому счету, Руслан и не провожал Наташу, — лишь контролировал, не объявятся ли другие, совсем не нужные провожающие.
К вагону он не пошел — сидел в отдалении на лавочке, делая вид, что мирно пьет пиво и поджидает местный поезд, до отправления которого осталось еще полчаса. (Честно говоря, пиво здесь оказалось приличное, и в отношении его вид делать не приходилось.)
А сам внимательно разглядывал всех граждан, перемещающихся по перрону. Пытался вычислить тех, кто по долгу службы высматривает: не сядут ли в поезд дальнего следования двое мужчин и одна женщина, отвечающие некоему описанию…