Стая
Шрифт:
Как у него из пальцев выдирают рукоять чемоданчика, Мухомор не почувствовал.
2
На столе лежала пачка фотографий.
— Посмотри, — сказал Генерал.
Руслан посмотрел… Голое тело, вытянувшееся на земле, — заснятое с разных ракурсов. Кадр, запечатлевший голову крупным планом, сомнений не оставлял: Эскулап. Мало похож на себя, черты лица деформированы, нет знаменитой бороды, нет вообще ни одной волосинки — ни бровей, ни ресниц… Но узнать можно.
Никаких следов, свидетельствующих о насильственной смерти, Руслан на снимках не разглядел. Но на всякий случай спросил:
— Убит?
— Сам… Не самоубийство — выпил зелье старухи Ольховской,
— Значит… — медленно начал Руслан.
Генерал перебил:
— Это значит, что мы с тобой в одной лодке, Русланчик. У меня не осталось ни одного живого экземпляра. И нет «пятьдесят седьмого», ни одной дозы, — чтобы экземпляр сделать. Соответственно, не получить сыворотку крови, из которой приготовляются необходимые тебе препараты. Сам знаешь: в твоем организме идет обратный отсчет, и стрелка все ближе к красной черте. Ситуация ясна?
— Ясна… — кивнул Руслан.
Куда уж яснее…
Генерал помолчал, размышляя: не добавить ли к продемонстрированному кнуту какой-либо пряник? Решил повременить. Мальчик слишком долго гулял без ошейника и поводка, и надо хорошенько присмотреться к нему, — сможет ли работать по-прежнему. Даже самые верные сторожевые псы дичают от вольной жизни.
Руслану, по странному совпадению, тем временем тоже пришла в голову «собачья» аналогия. Точнее сказать, «собачье» воспоминание…
Девять лет назад… Руслан, курсант предвыпускного курса, — в летнем отпуске. На родине, в Белгороде. Они с Иришей — пятилетней племяшкой — гуляют в парке, в старом, запущенном, давно превратившемся в стихийную зону отдыха на берегу Северного Донца. Бросают друг другу фрисби, или, по-русски говоря, летающую тарелку — пластмассовую, ярко-красную. Иришка смеется, бегает изо всех сил, стараясь успеть к месту падения тарелки… Потом к забаве присоединяется чья-то собака — овчарка, совсем молодая, не старше года, не успевшая утратить щенячьей игривости. Теперь тарелку бросает Иришка, собака гоняется за ней, смешно подпрыгивает, пытаясь схватить на лету планирующую игрушку — наконец хватает, приносит в зубах, кладет у ног девочки… И все повторяется. Развлечение обрывает резкий свист, в отдалении появляется человек с поводком в руках. И пес преображается — ни следа игривости, несется к хозяину, застывает у ноги — мохнатая боевая машина, готовая выполнить команду «Фас!»
Почему-то сейчас Руслан сам себе казался похожим на того пса… И неприязненно ждал, когда прозвучит команда.
— Возможность выкрутиться у тебя, и у меня одна, — заговорил Генерал. — И зовут ее Андрей Ростовцев. Где он?
— Он умер.
— Обстоятельства?
— Самоубийство. Застрелился…
— Та-а-а-к… Рассказывай. С самого начала, но без лишних подробностей.
Руслан рассказал, коротко, но вполне исчерпывающе. С начала — с того самого дня, когда к его кабинету пришли три человека с автоматами в руках, готовые превратить в решето начальника службы безопасности. Прямой лжи в рассказе не было, но среди пропущенных подробностей оказалось все, связанное с Наташей.
— Когда антидот подошел к концу, я предложил ему пистолет с одним патроном. Со спецпатроном. Я ведь не знал, что…
— Где тело? — быстро спросил Генерал.
— Похоронено. Не на кладбище, естественно.
— Где ты его зарыл?
— В тайге, случайно никто не натолкнется.
— Покажи, где… — Генерал встал, подошел к двери, гаркнул:
— Белик, карту!
Вернулся за стол, произнес задумчиво:
— Ладно хоть до кремации не додумался… Уж извини, Русланчик, никак я не мог дать объявление в газеты: дескать, власть у нас опять поменялась…
Руслан понял, что затевает начальник.
Он помедлил, прежде чем наклониться к принесенной Беликом карте. Потом решительно нарисовал карандашом крестик.
— Примерно здесь. Точнее могу показать на месте.
— Недалеко… — констатировал Генерал. — Ладно, все подробности твоей одиссеи проработаем чуть позже. А теперь поехали, время терять нельзя.
— Эксгумация?
— Она самая. Думаю, и в твоих интересах, чтобы мы побыстрее добрались до источника штамма.
Они вышли из заимки.
— Сворачиваемся! — приказал генерал. — Надя, сходи к радистам — пусть быстренько сделают мне связь с «шестеркой».
Плечистая темноволосая женщина пошагала к фургону с антеннами. А Руслан, услышав имя, наконец вспомнил, где и когда ее видел.
Ну конечно, прошлый Новый год, встреча Миллениума…
Офицерское общежитие. Веселые голоса, выстрелы шампанского, девичий смех, разудалая песня под гитару. Сегодня можно все, сегодня комендант отдыхает. Миллениум! Руслан попал сюда сразу после операции — с корабля на бал. В той же самой униформе; на правом рукаве — кровавое пятно. Никто не удивляется — и не такое видали. Недавно вернувшиеся ребята говорят о перестрелках и зачистках. Руслан молчалив, о его войне никому не расскажешь. Много пьет и присматривает себе девушку, — их сегодня здесь много. Руслану хочется забыть обо всем, хотя бы на эту ночь. Девушку зовут Надя, но она просит называть Надеждой, не любит сокращений… У нее маленький шрам от осколка, черкнувшего от уголка глаза к виску, а тело гибкое и сильное, по-мужски широкое в плечах, но становящееся от его прикосновений мягким, податливым, нежным; она нравится Руслану, и он, похоже, в ее вкусе, и они уходят вдвоем, в чью-то опустевшую комнату…
Когда Надежда вернулась от фургона, он улыбнулся ей, — она проигнорировала улыбку. Сделала вид, что впервые видит.
— Смотри, Русланчик… — протянул Генерал, наблюдавший за их пантомимой. — Надюша у нас девчонка боевая, чуть не в одиночку Логово разгромила…
Выспрашивать подробности Руслан не стал. И пытаться возобновить знакомство с «боевой девчонкой» не стал. Теперь уже ни к чему…
Однако понял, что Генерал сказал все неспроста — тот никогда и ничего не говорил просто так. Смысл фразы прост: Надюша «у нас», но не наша, держи ухо востро… Надо понимать, приставлена она новыми хозяевами, что безмерно раздражает Генерала.
3
Сознание Мухомор не потерял, — так, по крайней мере, ему показалось. Просто прекратил на некоторое время что-либо видеть, слышать, чувствовать. Перед глазами сверкали и переливались яркие, ослепляющие пятна, в ушах стоял тягучий гул. Своего тела Мухомор не ощущал.
Потом гул смолк, и он почувствовал, что лежит на холодном и твердом полу каморки, что в руке нет чемоданчика, в другой — пистолета… Однако слепящий свет никуда не исчез. «Фонарь…» — понял Мухомор. Но разглядеть, кто же светит ему в лицо, никакой возможности не было.