Стая
Шрифт:
— Ну что тебе сказать? Сказать, что ты пидор? Так это сказать слишком мягко, это — не сказать ничего. Скорее ты — вышедший в тираж пидор, чья педерастическая задница уже мало кого привлекает. Достаточно?
Подействовало! Пожалуй, глухие слухи о нестандартных пристрастиях Джазмена имели под собой почву… Джазмен вскочил — стульчик коротко грохнул по бетону — прыжком надвинулся на Макса, выдернул из внутреннего кармана пушку…
Кольт модели 1917 года… Ха! Эта хромированная игрушка, точная копия любимого оружия бутлегеров двадцатых годов, стоила не меньше ящика ТТ или Макаровых. Но главное было не это. Джазмен попал в кадр! И Макс испуганно отдернулся от блестящего ствола — достаточно, все в порядке, провоцировать выстрел незачем…
В единственной извилине Гоши-гориллоида копошилась мысль: хозяина оскорбили, стоит что-то предпринять… Но что надо сделать, умственные способности телохранителя понять никак не позволяли. Дать по роже? Пудовый кулак нерешительно качнулся в сторону Макса, взгляд метнулся к шефу в поисках одобрения.
— Не копошись, — процедил Джазмен с неприятной улыбкой. — Он хи-и-и-трый, он легкой смерти ищет…
Кольт снова бесследно исчез в недрах клубного пиджака. Джазмен смахнул с рукава несуществующую пылинку и сказал Максу почти даже ласково:
— Не торопись… Щас много интересного посмотришь… Зуб даю: зенки вот так от изумления вылупишь…
Он пальцами обеих рук показал, как вылупятся от изумления зенки — судя по всему, Максу предстояло заткнуть за пояс крабов и прочих существ, коих природа наградила глазами, способными выдвигаться из черепа.
— Всю жизнь оставшуюся будешь удивляться, — продолжил Джазмен живописать ожидающие Макса развлечения. — Всю-всю, на сколько дыхалки хватит…
Макс не слушал его. Впервые он позволил себе взглянуть на дальний восточный берег, высокий и обрывистый. Там, сквозь зелень кустов, вполне мог поблескивать объектив… Но хотелось надеяться, что не поблескивает и ненужного внимания не привлекает.
Никакого блеска Макс не разглядел, и торопливо отвел взгляд в сторону, словно напоследок оглядывая окрестности. Вдали, гораздо левее, где возле белой громады собора стояла на постаменте гаубица времен то ли отечественной, то ли гражданской войны, кажущаяся отсюда совсем крохотной, — и там он заметил какое-то движение… Или показалось, вглядываться было некогда, потому что Джазмен приказал Гоше без слов, коротким жестом: заканчивай.
Гуманоид радостно осклабился и изо всех сил навалился на совковую лопату, упиравшуюся в тазик.
— Н-не над-а-а-а-а! — заверещал Макс, и не замолк до самого конца.
Жестяное днище скрежетнуло по бетону, шайка медленно выползала за край перекрытия — на четверть, на треть, почти на половину донца… Качнулась вниз, Макс не замолкал, нелепо взмахнул руками, словно пытаясь ухватиться за воздух — не получилось…
— В воду, жаба!!! — проорал Гоша ритуальное напутствие из «Человека-Амфибии».
Макс полетел в реку «солдатиком», как прыгают пацаны, только начинающие осваивать искусство ныряния — только вот тяжелый груз к ногам при этом обычно никто не крепит…
Джазмен и Гоша наклонились над проемом. Глядели, как опадает взметнувшаяся звонким всплеском вода и расходятся гаснущие круги. Несколько пузырей вырвались наверх над местом падения. Больше поверхность ничто не тревожило.
— Утоп, как Муму. А говорят — говно не тонет… — произнес Гоша свою всенепременно, каждый раз произносимую эпитафию — в отличие от фразы про жабу, он сочинил ее сам, и очень тем гордился.
2
Фирменный бензин предназначался для зажигалок «Зиппо» — ароматизированный, кристально-прозрачный. Но облитая им сумка с одеждой занялась дымно и чадно — совсем как от какого-нибудь плебейского семьдесят второго.
Человек отодвинулся от огня, стоял, равнодушно глядя на пламя. Потом достал из кармана паспорт, по одной вырвал из него страницы. Скомкал, подбросил в костер. Туда же полетела дерматиновая обложка.
Когда в огне почернела смятая страница с фотографией, изображавшей человека, он нагнулся, поднял валявшуюся под ногами тополиную ветку и тщательно размешал оставшийся от бумаги пепел.
Алеся Мациевича не стало.
Свидетелей исчезновения гражданина республики Беларусь не нашлось — пустырь неподалеку от Витебского вокзала был в этот утренний час безлюден. Двое суток назад похожим образом и в похожем месте исчез гражданин ФРГ Аксель Тюринг — только пустырь располагался в окрестностях Минска.
Теперь стоявший у костра человек звался Игорем Германовичем Зубовым, что и подтверждалось лежавшим в кармане паспортом. Другие документы свидетельствовали, что сей гражданин РФ имеет честь трудится в охранно-розыскном агентстве «Рапира-Бис», где и получил для выполнения служебного задания пистолет ПМ за номером ГД 8972 Е.
Правда, дотошный эксперт-баллистик мог убедиться, что хранящиеся в Федеральной пулегильзотеке результаты контрольных выстрелов из означенного пистолета не имеют никакого отношения к стволу, находящемуся сейчас в подплечной кобуре Зубова И.Г. Более того, ультразвуковая дефектоскопия выяснила бы, что ранее зубовский ПМ имел совсем другой заводской номер…
Человека с документами Зубова подобная возможность не печалила. «Рапира-Бис» — достаточно известная в Питере контора, и любой мент при случайной проверке возьмет под козырек. А если дело дойдет до серьезной драки, никакие бумажки все равно не помогут. Поможет только умение первому нажать на спуск.
Это человек умел хорошо. За свою жизнь он носил много прозвищ (а в последние годы — много разных имен и фамилий). Одно время в определенных кругах был известен под простым и непритязательным прозвищем Стрелок, — и отнюдь не за привычку стрелять сигареты или червонцы до зарплаты.
Затем то прозвище как-то позабылось, и появилось новое: Танцор (тоже полученное не за успехи в современных либо бальных танцах) — потому что стрелять, и даже попадать при этом в цель умеют многие, чья профессия, чье ремесло связаны со стреляющими предметами. А вот станцевать танец под пулями… Противник давит на спусковой крючок — и не может попасть, хотя ты не прячешься от пуль и расстояние все меньше и меньше… Многие думают, что это вроде «качания маятника», лишь чуть сложнее. Ерунда. Маятник — упражнение, набор заученных движений. Их рваную амплитуду можно угадать, расшифровать — и пристрелить качающего. А танец — импровизация, в которой ты сам не знаешь, что сделаешь в следующую секунду. Правда, зрители не аплодируют. Зрители, если станцевал хорошо, лежат и умирают…