Стая
Шрифт:
Он поскрёб бороду.
— Как ты думаешь, насколько эта штука велика?
— Трудно сказать. Судя по тому, как быстро она исчезла, она плавала на краю светового горизонта. Это в нескольких метрах от робота. И несмотря на это, она занимает собой весь экран. Что из этого следует?
— Часть, которую мы видим, может быть величиной в десять-двенадцать квадратных метров.
— Которую мы видим! — Она сделала паузу. — Свет на краевых областях указывает на то, что как раз большую часть мы не видим.
Йохансону
— Это мог быть планктон, — сказал он. — Микроорганизмы. Среди них есть светящиеся.
— Тогда чем ты объяснишь узор?
— Светлые линии? Случайность. Мы думаем, что это узор. Мы думали, что и марсианские каналы образуют узор.
— Я не считаю, что это планктон. — Так точно этого не увидишь.
— Нет, можно. Смотри-ка сюда.
Лунд вызвала на экран следующие картинки. На них объект всё дальше удалялся в темноту. Фактически на виду он был не дольше секунды. Второе и третье увеличение показывали всё ещё слабо люминесцирующую площадь с линиями, которые, казалось, изменяли свою позицию на протяжении отрезка. На четвёртом снимке всё исчезло.
— Оно погасило свет, — озадаченно сказал Йохансон.
Он размышлял. Некоторые виды осьминогов сообщаются посредством биолюминесценции. Не было ничего необычного в том, что существо перед лицом внезапной угрозы, так сказать, щёлкает выключателем и скрывается в темноте. Но это существо было очень уж большим. Больше, чем любой из известных видов спрутов.
Напрашивались выводы, которые ему не нравились. Существо не принадлежало норвежской континентальной окраине.
— Architheutis, — сказал он.
— Гигантский спрут, — кивнула Лунд. — Поневоле приходит на ум. Но такое появляется в наших водах впервые.
— Впервые появляется живьём.
Но это было не вполне верно. Долгое время истории про Architheutis пользовались дурной славой как россказни моряков. Но прибитые к берегу останки давали доказательство их существования — почти давали, потому что мясо спрутов было как резина. Чем больше его тянешь, тем длиннее оно становится, особенно в полуразложившемся состоянии. Несколько лет назад исследователям наконец попался в сети восточнее Новой Зеландии крошечный детёныш животного, генетический профиль которого не оставлял сомнений в том, что через восемнадцать месяцев он должен был превратиться в гигантского кальмара двадцатиметровой длины и двадцатицентнерового веса. Единственный недостаток состоял в том, что человек ещё никогда не видел такое животное живьём. Architheutis жил на больших глубинах, и светился ли он, было неизвестно.
Йохансон наморщил лоб. Потом помотал головой.
— Нет.
— Что нет?
— Слишком многое говорит против. Здесь просто не та местность, чтобы в ней водились гигантские кальмары.
— Да, но… — руки Линд рассекали воздух. — В действительности мы не знаем, где они водятся. Мы не знаем.
— Но не здесь.
— Этих червей тоже
Молчание затянулось.
— И даже если так, — сказал наконец Йохансон, — то архитеутисы пугливы. Чего вам беспокоиться? До сегодняшнего дня гигантский спрут не напал ни на одного человека.
— Очевидцы говорят другое.
— Боже мой, Тина! Может, они и утянули за собой одну-другую лодку. Но мы не можем говорить всерьёз об опасности для нефтедобычи со стороны гигантских спрутов. Ты должна признать, что это смешно.
Лунд скептически рассматривала в компьютере увеличенные картинки. Потом выключила программу.
— О’кей. У тебя есть что-нибудь для меня? Какие-нибудь результаты?
Йохансон достал конверт и вскрыл его. В нём было несколько листков, сплошь покрытых текстом.
— О боже мой! — вырвалось у Лунд.
— Погоди. Где-то тут должны быть краткие выводы. А, вот они!
Лунд встала и пошла к окну. Потом принялась ходить по комнате.
— Говори же.
Йохансон сдвинул брови:
— Хм. Интересно. Они подтверждают, что это полихеты. Кроме того, они пишут, что червь имеет поразительное сходство c Hesiocaeca methanicola. В этих кратких выводах они удивляются аномально выраженным челюстям и пишут дальше… ну, тут всякие ненужные детали… а, вот здесь. Они исследовали челюсти. Они предназначены однозначно для прогрызания вглубь.
— Это мы и сами видим, — нетерпеливо воскликнула Лунд.
— Погоди. Они с этим червяком много чего учинили. Исследование стабильного изотопного состава, и тут же анализ из масс-спектрометра. Ого! Наш червь лёгкий — минус девяносто промилле.
— А ты можешь выражаться понятно?
— Он действительно метанотроф. Живёт в симбиозе с бактериями, которые разлагают метан. Минутку, как бы тебе объяснить? Итак, изотопы… ты знаешь, что такое изотопы?
— Атомы химического элемента с тем же зарядом ядра, но другим весом.
— Очень хорошо, садись. Углерод, например, бывает различной тяжести. Есть углерод 12 и углерод 13. Если ты ешь что-то, содержащее преимущественно лёгкий углерод, то становишься легче. Ясно?
— Если я что-то ем. Да. Логично.
— А в метане очень лёгкий углерод. Если червь живёт в симбиозе с бактериями, которые едят этот метан, то из-за этого бактерии становятся лёгкими, а если червь ест бактерии, он тоже лёгкий. А наш очень лёгкий.
— Вы, биологи, — смешные люди. И как вы дознались до такого?
— Мы делаем ужасные вещи. Мы сушим червяка, перемалываем его в червячный порошок, и он идёт в измерительную машину. Итак, смотрим дальше. Растровый электронный микроскоп… они подкрасили ДНК… очень основательный метод…
— Оторвись! — Лунд подошла к нему и схватилась за бумажки. — Я не хочу академического исследования, я хочу понять, можем ли мы бурить на дне.
— Вы можете… — Йохансон вытянул из её пальцев листки и прочитал последние строки. — Ну, прекрасно!
— Что?
Он поднял голову: