Стая
Шрифт:
— Кто я такой, чтобы благословлять проекты «Статойла»?
— Я уже говорила, ты пользуешься доброй славой. Но Скаугену важно другое. Он ответственное лицо, и каждый, кто работает на компанию или ещё как-то связан с нею, ангажирован. А ты у нас специалист по червям и совершенно не заинтересован в строительстве каких бы то ни было фабрик.
— Значит, Скауген отложил проект в долгий ящик?
— До тех пор, пока «Геомар» не прояснит ситуацию.
— Надо же!
— Ты ему, кстати, понравился.
— Он мне тоже.
— Да, компании
— А что?
— Разве ты не хотел поехать на озеро?
— Багаж в машине. Тебе повезло, ты могла уже не застать меня. — Он осмотрел её с головы до ног. — Могу я ещё что-нибудь сделать для тебя, прежде чем предамся уединению? И уж на сей раз я поеду! Больше никаких отлагательств.
— Я не собиралась тебя задерживать. Я только приехала рассказать, что решил Скауген, и…
— Очень мило с твоей стороны.
— И спросить тебя, в силе ли ещё твоё предложение.
— Какое? — спросил он, хотя было ясно, какое.
— Ты предложил мне поехать с тобой.
Йохансон прислонился к стене у вешалки. Он вдруг увидел, какая надвигается на него гора проблем.
— Но я спросил, что скажет Каре.
Она сердито тряхнула головой.
— Я ни у кого не должна спрашивать разрешения.
— Я не хотел бы вносить ненужные недоразумения.
— Ты ни при чём, — упрямо сказала она. — Если я хочу на озеро, то это исключительно моё решение.
— Ты уклоняешься от ответа на мой вопрос.
Вода капала с её волос.
— Зачем ты тогда предложил? — спросила она. Действительно, зачем, подумал Йохансон.
Потому что мне бы хотелось этого. Но так, чтобы это ничему не навредило. Он не чувствовал никаких обязательств перед Каре Свердрупом. Но внезапная готовность Лунд ехать с ним смущала его. Спорадические совместные ужины — это было частью их иронично инсценированного затяжного флирта, который ни к чему не вёл. Сейчас это был уже не флирт.
— Если вы поссорились, — сказал он с внезапной догадкой, — то увольте меня от ваших разборок. Договорились? Ты можешь поехать со мной, но ты не должна использовать меня для того, чтобы оказывать на Каре давление.
— Тебе не надо вникать в подробности. Впрочем, ты прав. Ладно, забудем об этом.
— Да.
— Просто я должна немного подумать.
— Да уж, подумай.
Они продолжали нерешительно переминаться в прихожей.
— Ну ладно, — сказал Йохансон. Он наклонился, чмокнул её в щёку и мягко выставил за дверь. Потом закрыл её за собой. Уже темнело. Накрапывал дождь. Большую часть пути ему придётся проделать в темноте, но так было даже лучше. Он будет слушать Сибелиуса. Сибелиус и темнота. Хорошо!
— В понедельник вернёшься? — спросила Лунд.
— Думаю, даже в воскресенье вечером.
— Созвонимся?
— Конечно. Что ты собираешься делать?
Она
— Дел всегда хватает.
Он не стал задавать лишних вопросов, но Лунд сама сказала:
— Каре уехал на выходные. К своим родителям.
Йохансон открыл дверцу и застыл.
— Тебе тоже не надо всё время работать, — сказал он. Она улыбнулась:
— Конечно.
— И, кроме того… ты же не можешь поехать со мной. У тебя ничего нет для выходных на озере.
— А что для этого нужно?
— Ну, удобную обувь, прежде всего. И что-нибудь тёплое.
Лунд глянула себе на ноги. На ней были шнурованные ботинки на толстой подошве.
— Что ещё?
— Ну, ещё свитер… — Йохансон почесал бороду. — Впрочем, у меня там есть.
— На всякий случай?
— Да, на всякий случай.
Он взглянул на неё. И засмеялся.
— О’кей, госпожа Сложность. Последний рейс.
— Это я-то Сложность? — Лунд открыла пассажирскую дверцу и улыбнулась. — Обсудим это по дороге.
Когда они добрались до просёлка, ведущего к озеру, было уже темно, и джип вразвалочку ковылял по корневищам деревьев. Озеро лежало перед ними, словно небо, опрокинутое в лес. В просветах облаков сияли звёзды.
Йохансон внёс чемодан в дом и встал рядом с Лунд на веранде. Половицы тихо скрипели. Его всякий раз заново очаровывала здешняя тишина, тем более явственная, что она была полна звуков: шорохов в подлеске, потрескиваний, цвирканья сверчка, далёкого крика птицы и чего-то ещё неопределимого. Крыльцо с веранды вело на поляну, спускавшуюся к воде. Там был покосившийся причал и лодка, на которой он иногда выезжал поудить рыбу.
— И всё это для тебя одного? — спросила Лунд.
— В основном.
— Должно быть, ты в ладу с собой.
Йохансон тихо засмеялся.
— Почему ты так считаешь?
— Когда больше никого нет, тебе должно нравиться собственное общество.
— О да. Тут я могу обращаться с собой как хочу. Любить себя, питать отвращение…
Она повернулась к нему:
— И так тоже бывает?
— Редко. И если бывает, то я питаю к себе за это отвращение. Заходи в дом. Сейчас я приготовлю нам ризотто.
Они вошли внутрь.
Йохансон нарезал лук, протомил его в оливковом масле, добавил riso di carnaroli — венецианский рис для ризотто. Перемешал деревянной ложкой, подлил кипящего куриного бульона и продолжал помешивать, чтобы масса не пригорела. Между делом нарезал белые грибы, разогрел их в сливочном масле и поставил жариться на медленном огне.
Лунд заворожённо наблюдала за его действиями. Йохансон знал, что она не умеет готовить. Ей для этого не хватало терпения. Он открыл бутылку красного вина и наполнил два бокала. Обычная процедура. Но срабатывает всегда. Есть, пить, говорить, придвинувшись близко друг к другу. А будет то, что бывает, когда стареющий богемный представитель научного мира и молодая женщина едут в уединённое романтическое место.