Стая
Шрифт:
— Панов. Надо нам потолковать кое о чем.
Виктор показал удостоверение.
Шарапов обернулся к товарищам и с затаенной усмешкой сказал:
— Братцы, товарищ из милиции. Так что спасайся, кто может,— и, обращаясь к худенькой девушке в свитере, добавил:—Ты, Леля, останься. Мой зам,— пояснил он Виктору.
— Но имей в виду,— сказал Шарапову длинный парень в футболке, последним направляясь к двери,— мы эту игру решили опротестовать.
Дверь за ним закрылась.
— Так, теперь мы вас слушаем,— сказал Виктору Шарапов.—
Когда Виктор рассказал о своем деле, он хмуро процедил:
— Докатился, значит, парень. Все логично.
— Еще не докатился,— возразил Виктор.— На нашем языке это называется профилактикой.
— Так докатится. Он такой.
— Витя, ты лучше не пророчествуй,— сказала девушка.
— А все-таки что это за история? — поинтересовался Виктор.
Шарапов вздохнул.
— История безобразная.— Он покосился на девушку.— При Леле даже неудобно рассказывать.
Та вспыхнула и резко сказала:
— Я все-таки заместитель секретаря комитета. И историю эту знаю не хуже тебя.
— Что верно, то верно,— кивнул головой Шарапов.— История нашумевшая. А в двух словах случилось вот что. В тот вечер в общежитии ребята из семнадцатой комнаты решили справить день рождения одного из них, Бухарова. Собрались, выпили. Часов в одиннадцать, уже изрядно пьяные, вышли в коридор. Видят, идет незнакомая девица, в комнаты заглядывает. Они ее окружили, спрашивают: вам, мол, кого? «Да вот,— говорит,— зашла к такому-то, а его нет». Эти парни и говорят: «Пошли тогда к нам, у нас весело». Пошла, представляете? С охотой даже пошла. Ну, опять пили, безобразничали. К часу ночи девица, уже пьяная, уснула. Эти опять в коридор вышли. Шумят, песни поют. Тут к ним и Толя Карцев присоединился. Он у товарища ночевал. Ключ взял, девицу эту запер и объявляет: по очереди, мол, пускать буду. И ведь трезвый, подлец, был. Те хоть пьяные. И одного, значит, пустил. Но тут наши дипломники подошли. Ключ отобрали, девицу вышвырнули, пьяных спать отправили, а его, Карцева,— по шее. Вот такая возмутительная история.
— По правилам, их судить надо было!—гневно сказала Леля.— Только наша милиция иногда удивительно либеральной бывает.
Шарапов усмехнулся.
— Следовало бы, конечно. Но тут девица оказалась такой, что неизвестно еще, кого сначала судить, ее или их.
— Ну, а дальше что было? — спросил Виктор.
— А дальше мы, по совету райкома, предали дело гласности. Обсудили на институтском комсомольском собрании. Серьезный урок из этого дела извлекли, только Карцев все отрицал. И конечно, нашлись защитники.
— У Карцева?
— Именно у него. Комсомольская группа не смогла правильно разобраться. Абсолютную незрелость проявили.
— А ребята там хорошие,— задумчиво произнесла Леля.
— Хорошие — это еще ни о чем не говорит,— строго поправил ее Шарапов.— Вообще хорошие, добренькие.
Леля, вспыхнув, запальчиво возразила:
— И вовсе они не добренькие. Как Бухарова отделали, помнишь? Ты всегда
Шарапов усмехнулся.
— Вот так мы и живем. Не зам у меня, а тигра какая-то.
Виктор улыбнулся, потом спросил:
— А остальные ребята жаловались потом?
— Ну что вы! — снова вступила в разговор Леля.— Дело же ясное! Только Карцев вел себя так вызывающе. Я просто не понимаю, как он мог...
Она говорила запальчиво, и столько горечи и стыда было в ее голосе, что Виктор невольно заразился ее настроением. «Хорошая девушка»,— подумал он и опять вспомнил того белобрысого паренька в коридоре. Видно, что-то отразилось в его взгляде, потому что она вдруг спросила:
— Вам что-то не ясно?
Виктор улыбнулся.
— А вам всегда все ясно?
И Леля тут же засветилась ответной улыбкой и сразу ^тала другой, снова лукавой и смешливой.
— Ой, что вы! Разве так бывает?
И Шарапов заулыбался.
— Главные неясности у нее на личном фронте.
Леля, зардевшись, махнула на него рукой.
— Витя, перестань!
Расстались они дружески.
В коридоре звенел звонок на большой перерыв.
Виктор направился искать группу с мудреным шифром, в которой когда-то учился Толя Карцев.
По дороге он вдруг вспомнил: «Неясность на личном фронте»,— и усмехнулся. С тем пареньком, наверное.
И то ли по схожести своей с ним, то ли по какой-то другой причине опять подумал о Светке. У нее тоже были сначала неясности...
На четвертом этаже Виктор наконец разыскал нужную аудиторию. Девушке, которая стояла в дверях, он задал удививший ее вопрос:
— Скажите, кто у вас был комсоргом перед теперешним?
— Кто был? Саша Вайнштейн.
— А где он?
— Вон, видите, стоит у окна, в очках? Между прочим,— улыбнулась девушка,— он разговаривает как раз с теперешним комсоргом, Борей Волковым.
У окна стоял высокий, спортивного вида паренек в очках и что-то оживленно говорил румяному и улыбчивому блондину.
Виктор направился к ним.
Волков поначалу был сдержан и насторожен, но Саша Вайнштейн не смог скрыть любопытства.
— Так вы в милиции работаете?—спросил он Виктора.— Это серьезно?
— Конечно. Но к вам я пришел не по милицейским делам, а по комсомольским.
— Ну, скажем, как внештатный инструктор?
— Вроде. Интересует меня бывший ваш студент Карцев. Помните такого?
— Еще бы! Лично я, так особенно,— хохотнув, откликнулся Саша.— Вся моя карьера рухнула из-за этого великого грешника. А на моих костях вот, пожалуйста, воздвигся.— Он сделал широкий жест в сторону Волкова.— Под овации народа.
— Народ безмолвствовал,— улыбнулся тот.— Воздвигся исключительно благодаря вмешательству внешних сил.
Волкову, видимо, передался шутливый тон товарища.
— Именно,— подхватил Саша.— Хотя не такой у нас народ, чтобы безмолвствовать.
Оба парня понравились Виктору, и он прямо спросил: