Стая

Нойманн Алесто

Когда я вернулся на условленное место, то увидел обескровленную тушу громадного оленя, а Вал, лихорадочно дыша, стояла рядом. Заметив меня, она обнажила клыки, торопливо отвернулась и скрылась в кустах, чтобы слегка успокоиться.

Красота. Дикая первобытная красота, которая завораживает и пугает одновременно. Меня пробирает до дрожи, следующий вздох замирает в горле. В каждом ее движении, в неконтролируемом потоке жизни и смерти было гораздо большее, чем просто охота. В них была вся сущность Вальтерии, ее древнее истинное начало, вызывающее не страх, а мое почти религиозное

восхищение.

Пойду умоюсь, пока окончательно не потерял голову.

Ощущения после охоты можно было сравнить с огромным морским потоком, который сносит плотину повседневности своей мощью. В душе воцарилась тишина, такая же глубокая и наполненная как спокойствие после бури.

Упав на колени перед свежестью лесного ручья, быстро ополаскиваю лицо, с удовольствием прижимая ледяные ладони к горячей коже. Вал тоже устраивается рядом, чтобы аккуратно смыть запекшуюся кровь с подбородка и шеи.

Если бы кто-то из лесников Сьеррвуда увидел ее в таком виде, то полицией бы дело не кончилось. В таких случаях в ход идут вилы и факелы.

– Движение – жизнь, – говорю я, наклонившись над водой. Капли срываются с кончика носа, падая на щебечущую гладь ручья.

– О, да. – Вампир опирается руками позади себя и вытягивает ноги. – Как будто заново родилась.

Восходящее солнце отражается в маленьком русле, поигрывая бликами на серебристой поверхности. Растянувшись на траве довольным котом, я потягиваюсь.

– Был риск обращения? – спрашивает Вал. Она прикрывает глаза, подставляя тело ласковым утренним лучам. Только в древних легендах вампиры плавятся на открытом солнечном свете.

– Не-а. – Качаю головой. – Был собой. До инфаркта напугал кабана, прыгал через пни. Никакой злобы и… как ты выразилась… естественных инстинктов ликантропа.

– Я же говорила, что все дело в самоконтроле. Молодец, Бруно.

– Спасибо. Без тебя бы я не справился.

Она несогласно морщится, не открывая глаз. Такая расслабленная и отдыхающая, что мне сложно удержаться от улыбки. Обычно я вижу кучу оголенных нервов в черном костюме. Непривычная перемена, которая отзывается внутри глухим ударом сердца.

– Вальтерия?

– М-м?

Нет, я не смогу. Не стану портить утреннее умиротворение своим эмоциональным порывом. Это ее только оттолкнет.

– Пойдем домой. У нас Байрон все еще на станции. Если Уоллес идет по нашу душу, то Хэлла нужно вытаскивать.

Она кивает.

Я отворачиваюсь и поднимаюсь на ноги. Внутри продолжают громко трещать ребра, в которых неистово мечется сердце.

2

Сидя на медвежьей шкуре в гостиной, я задумчиво перекладываю телефон из руки в руку. На экране уже светился до боли знакомый номер. Оставалось только позвонить.

Байрон редко брал свой мобильник, потому что постоянно работал в лесу. Значит, звонить придется его дочери, Оливии Хэлл.

Как только мы вернулись в Грауштайн, начался проливной дождь. Вал отправилась в кабинет копаться с найденными вчера документами, пока я разжигал пламя старинного камина. Устроившись напротив уютно потрескивающего очага, извлек из кармана смартфон. Пальцы сами собой набрали тот самый номер.

Оливия.

Имя, которое когда-то вызывало бурю противоречивых эмоций. Теперь осталось лишь странное смущение. Помню только наш скандал с Вальтерией, после которого мы не разговаривали, казалось, целую вечность и вот она, Оливия, – мираж в пустыне, неожиданный взрыв цвета в сером одиночестве. То, что последовало, было не романом, а неистовым коротким фейерверком. Но финал оказался далек от идеала. Теперь, оглядываясь назад, я с трудом верю, что увидел в Оливии Хэлл призрак той, по кому звонил сердечный колокол. В каком страшном сне мне померещилось это сходство? Или судьба специально играла со мной, подсунув бледную копию настоящего счастья?

Вдохнув полной грудью, я решительно нажимаю на зеленый значок и закрываю глаза.

Трубку берут с первого гудка.

– Алло?

– Привет, Оливия.

– Бруно? – Девушка явно не ожидала меня услышать. – Ты очень вовремя позвонил!

Открываю рот и снова закрываю его как аквариумный карась. Ее голос звучит встревоженно.

– Что случилось?

– Папа пропал, – взволнованно говорит Оливия. – Ушел в лес и не вернулся.

На автопилоте поднимаюсь с пола и невидящим взглядом смотрю на пустой постамент для бронзовой статуэтки, покоившийся на каминной полке.

– Байрон знает Сьеррвуд как свои пять пальцев, – напоминаю я. – За все годы нашего знакомства он ни разу не терялся.

Девушка прерывисто вздыхает.

– Знала, что ты не поверишь.

– Оливия, я…

Бросаю быстрый взгляд на дверной проход. Вал, услышав, с кем я разговариваю, уже торопливо разворачивается, чтобы не мешать, но я жестом велю ей остановиться. Вампир морщится и нехотя стопорится в дверях. Слегка прикрываю динамик телефона ладонью.

– Байрон пропал, – одними губами шепчу я и снова возвращаюсь к разговору. – Оливия, пожалуйста, успокойся. Сейчас мы все выясним.

Вал с отвращением швыряет на журнальный столик маленькую стопку бумаг. Ее мы нашли вчера во внедорожнике наемников. Нервно переступив с ноги на ногу, тянусь к ней свободной от телефона рукой.

– Бруно, ты знаешь, что случилось? – напряженно спрашивает Оливия.

Из папки выскальзывают скрепленные степлером листы бумаги. Небольшая коллекция личных дел с фотографиями и подробным описанием, где можно найти того или иного человека. В верхнем левом углу каждого листа полупрозрачными синими буквами тянется название научного проекта. «Ультимум спиритум». Никогда о таком не слышал.

– Бруно, ты там?

Шпионские игры на серебряной ручке не закончились. Интересно, внешний вид Уоллеса как-то связан с его желанием вести дела как мафиози?

– Бруно! – Оливия повышает голос. – Не молчи, пожалуйста!

– А… извини, – растерянно говорю я. – Просто связь плохая… О чем ты говорила?

– Об отце! Вы виделись в последнее время?!

В горле резко пересыхает, когда я, наконец, добираюсь до личного дела Байрона Хэлла. Поднимаю полные ужаса глаза на Вал.

– Недавно пересеклись с ним на станции, – тихо отвечаю я. – Больше ничего не знаю.