Стажёр
Шрифт:
Во дворе тоже беготня, орги с гобами карету вытащили, возятся вокруг, лазят под ней и на ней — техосмотр проводят.
Лошадок обихаживают, хвосты им чешут, гривы чуть не как в парикмахерской на щипцы завивают. Шум, гам, суета сует.
Толстая тётенька-служанка с пачками белья бегает, раскалённым утюгом размахивает, лицо зверское — не подходи, убьёт. Хозяйкины вещички готовит, бельишко всякое, юбки нижние, панталончики, корсеты, что там ещё у них. Молоденькие служанки — и моя Верочка в том числе — с платьями наперевес носятся,
Прикатила коляска из города, с разными людьми, все в деловых сюртуках.
Коляска перед крыльцом остановилась, из неё мужики в сюртуках выбрались. Лакей здоровенный, который на шкаф похож, их встретил, в дом пригласил— всё как положено.
Матвей наш, ещё не рассвело, уже весь периметр обежал, везде заглянул, и теперь с боссом отирается. Меня послал вместо себя бегать. Вид такой при этом — "глаза бы на тебя не глядели, морда эльвийская, иди делом займись, что ли".
Я тоже побегал, куда деваться. Он начальник, я… ну ясно, кто.
А что делать, уже весь дом знает: нынче благородное собрание принимает высоких гостей. Все большие люди нашего города и окрестностей собираются в здании дворянского собрания, где будет дан небольшой, но пафосный банкет. Перед банкетом будут речи говорить, всё про процветание.
Прибудут в собрание высокие гости во главе с важным чиновником из столицы. Он здесь уже неделю как гостит. И вот наконец решили ему банкет с деловыми речами устроить. Чиновник этот— его сиятельство граф Бобруйский. Апри нёмособый гость — высший эльв из дома Домикуса.
Благородный эльв зовётся Элефор ан Альбикус, и он при графе Бобруйском значится как правая рука. Хотя, если по правде (и по огромному секрету) сказать, это не эльв при графе, а граф — при нём.
Господин Филинов обязательно на собрание пойдёт — в числе видных деловых людей нашей губернии. Поэтому в доме суета такая. Чтобы перед благородными гостями лицом в грязь не упасть.
Дамы в собрании тоже будут. Хотя его сиятельство граф Бобруйский по делу приехал, супругу всё же с собой прихватил. Потому что женское дело суть благотворительность, и жена графская этой благотворительностью вовсю занимается.
Ну и наши местные дамы туда же — не отстают.
Поэтому жена нашего босса накануне по магазинам поездила, всего накупила, и теперь наряжается. Чтобы тоже в грязь лицом не ударить — перед подругами.
Но пока что суетятся в основном слуги — так, что пыль столбом.
Я в дом только заглянул и сразу выскочил. Хожу, шаги машинально считаю, вдоль и поперёк.
Возле конюшни и каретного сарая орки с гобами вовсю суетятся. Смотрю, кучер давешний, пожилой гоб, стоит. Тоже запарился весь. Перед ним мелкий зелёный мальчонка-гоб лошадку водит туда-сюда, а пожилой глядит зорким глазом, проверяет.
Подошёл я, поздоровался.
Кучер голову наклонил в ответ:
— И вам утро доброе, господин.
— Хороши лошадки, — говорю.
Это для затравки разговора. Не спрашивать же, какой нынче опорос в курятнике и хорошо ли свёкла заколосилась.
— Хороши, — отвечает гоб.
— Славно вчера в упряжке бежали, — я ему с одобрением. — С ветерком, и не устали нисколько.
Гоблин оживился, закивал:
— Наши лошадки лучшие в округе! Что серые, что вороные!
— Вороные — это хозяйки?
— Да, госпожи. Госпожа редко по округе ездит. Всё в город, по делам.
— Жаль, что редко. Красивые.
Гоблин ушами помотал:
— Нет, не жаль. Вороная лошадь с норовом. В лесу зверь всякий, каквыскочит — лошадку испугает. Лучше в город.
— Что, были случаи? — спрашиваю.
— Всяко бывает, — гоб плечами пожал, нос сморщил. — Серые вон как брыкались давеча думал, не сдержу.
— Это когда же?
— А когда хозяин в общину ездил, с ельвами разговоры говорить. Он им деньги мешками возит, всё на благотворительное. Взамен леса просит, чтоб рубить. А они ни в какую.
Гоблин фыркнул, ушами тряхнул. Я спрашиваю:
— Что, не вышло у него?
— Да как сказать, не вышло… Лес рубить не дали, а девку красивую подсунули. Чтоб не обидеть.
— Красивую?
— Они все красивые у них. Да за бесплатно ещё — как не взять?
— А как же хозяйка? — спрашиваю. — Она не обиделась на девку-то?
Гоблин нос почесал, плечами пожимает:
— Может, и обиделась. Дело женское.
— А лошадки что брыкались, серые? Не хотели в общину бежать?
— Так то потом было. Девку вскоре на вороных в хозяйкиной карете домой отправили. А потом едем — лошадки как задрожат! Да как дёрнут — будто волка увидали. Не, не волка — медведя.
— Так в лесу их много, — говорю.
— Здесь, возле дороги, не бродят они. У дороги парк для господ сделан, для гуляния. Какой там медведь? Разве что задрали кого, да тушу подтащили. Лошадки-то кровь чуют… Или недобрый человек бродил. Недобрая душа — она завсегда животину пугает…
Тут гоблин встрепенулся, руками замахал:
— Как лошадку ведёшь, безрукий сын своей матери, не зевай, поворачивай!
Это он мальцу гоблинскому кричит.
Гоблин к лошадям ринулся, а я дальше пошёл, по периметру.
Сколько шагов насчитал, самыми разными путями, можно с закрытыми глазами идти — не заблудишься.
Все входы-выходы осмотрел, везде нос сунул. А что — я охрана, мне по службе положено.
Потом из дома лакей выскочил — тот самый молоденький парнишка, и замахал мне.
— Пожалуйте в дом, сударь охранник, вас господин зайти просят!
Вошёл я в дом, там вроде потише стало. На лестнице запахом горячего утюга тянет, но уже не так. Горничные притомились, по углам попрятались.
Я в кабинет хозяина поднялся, а там уже не только Филинов сидит, с ним гости, что недавно прикатили.