Стажеры
Шрифт:
– Наверное, - сказал Юра. Все это было правильно, но как-то чуждо ему. Как-то не трогало. Безнадежным казалось это дело. Или скучным...
Жилин сидел, настороженно прислушиваясь. Глаза у него совсем остановились.
– Что случилось?– спросил Юра.
– Тихо!– Жилин поднялся.– Странно, - сказал он. Он все прислушивался. Юра вдруг ощутил, как пол тихонько дрогнул под ногами, и в ту же секунду пронзительно завыла сирена. Он вскочил и кинулся к двери. Жилин поймал его за плечо.
– Спокойно, - сказал он.– Свое место по расписанию помнишь?
– Да!– сказал Юра и задохнулся.
– Обязанности тоже?– Жилин отпустил его.– Марш!
Юра кинулся в коридор.
Он бежал по кольцевому коридору в вакуум-отсек, где было его место по аварийному расписанию, бежал быстро,
Навалившись, он откатил тяжелую дверь и влетел в серую комнату, где вдоль стен темнели стеклянные шторы боксов с вакуум-скафандрами. Надо было поднять все шторы, проверить комплектность скафандров, давление в баллонах, энергопитание, перевести крепление каждого скафандра в аварийное положение и сделать что-то еще... Потом надо было надеть свой скафандр и с откинутым колпаком ждать дальнейших распоряжений.
Юра проделал все это довольно быстро и, как ему показалось, толково, хотя сильно дрожали пальцы и он ощущал напряжение во всем теле, сильное и неприятное, похожее на затянувшуюся судорогу. Сирена замолчала, наступила зловещая тишина. Юра покончил с последним скафандром и огляделся. В боксах под поднятыми шторами горел сильный голубой свет, блестели огромные с раскинутыми рукавами скафандры, похожие на уродливые безголовые статуи. Юра вытащил свой скафандр и влез в него. Костюм был великоват, в нем было жестко и неудобно, совсем не так, как в костюме сварщика, удобном, гибком, уютном. А в этом сразу стало жарко. Юра включил потоуловитель, потом, тяжело переставляя толстые ноги, лязгая металлом о металл, подошел к двери.
Корабль все вздрагивал, было тихо, вдоль коридора горели под потолком красные аварийные сигналы. Юра прислонился спиной к одному косяку двери и уперся в противоположный. Он перегородил дверь, и теперь войти в отсек можно было, только сбив его с ног. (Было странно читать это место в инструкции, где предписывалось о_х_р_а_н_я_т_ь вакуум-отсек во время тревоги. От кого охранять? Зачем?) Войти в отсек во время тревоги имел право только тот человек - член экипажа или пассажир, - о котором капитан лично распоряжался: "Пропустить." Для этого в косяке вмонтирован радиофон, постоянно работающий на волне капитанского радиофона. Юра посмотрел на радиофон и вспомнил, что он еще не сделал. Он торопливо ткнул коленчатым пальцем в кнопку вызова.
– Слушаю, - сказал голос Быкова. Голос был, как всегда, скрипучий и равнодушный.
– Стажер Бородин занял пост по расписанию, - сообщил Юра.
– Хорошо, - сказал Быков и сейчас же отключился.
Юра сердито посмотрел на радиофон и произнес скрипучим голосом: "Хорошо". "Дерево", - подумал он и скорчил рожу, высунув язык. Корабль тряхнуло, и он чуть не прикусил язык. Он стыдливо огляделся, а затем ему в голову пришла мысль: что, если всезнающий и всепредусматривающий Быков нарочно тряхнул корабль, чтобы прищемить язык обнаглевшему стажеру. Можно было легко представить себе, как Быков делает это. "Наверное, жизнь у него была нелегкая, - подумал Юра.– Наверное, жизнь терла его и перемалывала, пока не содрала с него шелуху всяких эмоций, которые в общем-то не нужны, но без которых человек уже не человек, а дерево. Жилин как-то сказал, что с годами человек меняется только в одном - становится терпимее. К Быкову это, вероятно, не относится..."
Корабль снова дрогнул, и Юра уперся попрочнее. Непонятно было, что происходит. На метеоритную атаку не похоже, на какое-нибудь там столкновение - тем более. Миша Ушаков сказал, что опасность в космосе словно удар шпаги, от нее либо умирают сразу же, либо вообще не умирают... Это заявил Мишка Ушаков, который в космосе был только на практике по строительной сварке и который даже о космосе судит в терминах мушкетерских романов.
У Юры свело икру, и он переменил ногу. Вдоль коридора светились красные огни. Юра все пытался вспомнить, что это ему напоминает, и никак не мог, но было какое-то неприятное воспоминание, это он знал твердо. Хоть бы пришел кто, подумал он. Спросить
В глазах у Юры все поплыло, он потерял равновесие и очутился на полу. Под низким потолком залязгало, загремело. Юра, торопливо царапая башмаками по металлическому полу, перевернулся на живот, поднялся и бросился в двери. Он стал в прежнюю позу и изо всех сил растопырился между косяками.
Теперь "Тахмасиб" вибрировал непрерывно, словно ему тоже было страшно. Юра весь напрягся, стараясь унять дрожь. Хоть бы пришел кто-нибудь, хоть бы понять, что к чему, хоть бы Быков приказал что-нибудь... Мама будет горевать ужасно - как ей скажут? Кто найдется такой, чтобы это сказать? Она ведь умереть может, она ведь недавно оперировалась, у нее сердце ну никуда не годится, ей нельзя этого говорить... Юра закусил губу и крепко сжал зубы. Стало больно, но дрожь не проходила. Ну что это, в самом деле... Нет, надо немедленно сходить и посмотреть. Сунуть голову в рубку, небрежно бросить: "Ну, долго еще?" - и уйти... А вдруг их всех поубивало? Юра с ужасом посмотрел в коридор, ожидая, что вот-вот из-за поворота выползет Жилин, посмотрит потухшими глазами и уронит голову на закоченевшие руки...
Юра опустил ногу, оттолкнулся от косяка и сделал несколько неуверенных шагов по коридору. По трясущемуся полу, мимо красных огней, к лифту, навстречу тому, кто ползет... Он остановился и вернулся в двери. "Поспокойнее, - сказал он и откашлялся, чтобы не хрипело в горле. Воображение любит пошутить, но шутит оно зло и нечестно. Не свой друг воображение". Он снова прочно растопырился в дверях. Так вот оно каково, подумал он вдруг. Так вот оно каково - ждать и всегда быть готовым в шлепанцах и полосатых носочках, с прошлогодней газеткой, чтобы никто не заметил и не подумал... Ничего не знать наверняка и быть всегда готовым...
Вибрация усиливалась, и спадала, и снова усиливалась. Юра представил себе "Тахмасиб", километровое сооружение из титановых сплавов, похожее на гигантский бокал. Сейчас вдоль всего тела корабля, от грузового трюма до кромки отражателя, волной проходят судороги вибрации. То усиливаются, то спадают... Тут не надо быть сверхчутким, чтобы разобраться, что к чему. Если бы так завибрировал, скажем, окситановый датчик, все было бы ясно надо отрегулировать компрессор или хотя бы сменить гаситель... Юра отчетливо ощутил, как корабль заваливается на бок - это стало заметно по давлению на ступню. "Тахмасиб" разворачивался сначала плавно, а потом начались рывки. От каждого рывка тряслась голова и все, что в голове... Что же это, думал Юра, упираясь изо всех сил в косяки. Что же у них там, а?.. И тут в страшной глухой тишине раздались шаги. Неторопливые, уверенные, незнакомые шаги, а может быть, Юра просто не узнавал их. Он смотрел вдоль коридора, а шаги все приближались, и вот из-за поворота появился Жилин в рабочем комбинезоне, с плоским ящиком тестера на груди. Лицо у него было серьезное и как будто недовольное, на глаза падал светлый чуб. Жилин подошел вплотную и, похлопав Юру по коленке, сказал негромко:
– Ну-ка...
Он хотел войти в вакуум-отсек. Юра открыл и закрыл рот, но ногу не убрал. Это был Жилин, милый, славный, долгожданный Жилин, но Юра ногу не убрал, а вместо этого спросил:
– Что там у вас?
Он хотел произнести это небрежно, но на последнем слоге глотнул, и впечатление было испорчено.
– Да что у нас может быть...– неохотно сказал Жилин.– Пропусти-ка меня, - сказал он.– Мне там нужно взять кое-что...
В голове у Юры была каша, и в этой каше из собственных Юриных принципов и понятий в целости оставалась только инструкция.