Стажеры
Шрифт:
– Подождите, Ваня, - пробормотал он и нажал кнопку вызова.
Капитан не отвечал.
– Юрка, - сказал Жилин, - да что с тобой, братец? Пропусти же меня, я оставил в скафандре...
– Не могу, - сказал Юра и облизнул губы.– Как я могу?.. Вот сейчас капитан отзовется...
Жилин внимательно смотрел на него.
– А если не отзовется?
– Почему же не отзовется?– Юра уставился на Жилина круглыми глазами и вдруг схватил его за рукав.– Что случилось?
– Да ничего не случилось, - Жилин вдруг заулыбался.–
Юра отчаянно замотал головой.
– Ведь нельзя же, Ваня... Ты же должен понять!– он даже перешел на "ты" от избытка чувств, ему очень хотелось расплакаться и в то же время было отчего-то хорошо и спокойно, и он знал, что ни за что не пропустит Жилина.– Ведь ты сам был стажером.
– Да-а...– неопределенно протянул Жилин, разглядывая его. Соблюдаем букву и дух инструкции?
– Не знаю...– пробормотал Юра. Ему было стыдно и вместе с тем он знал, что ногу он не опустит. "Если тебе действительно надо войти, то не стой так, - мысленно взывал он к Жилину.– Бей меня в челюсть и бери, что тебе тут нужно..."
– Капитан Быков слушает, - раздалось из радиофона.
Юра все еще не в силах был собраться с мыслями.
– Алексей Петрович, - сказал Жилин в радиофон, - я хочу пройти в вакуум-отсек, а стажер меня не пускает.
– Зачем тебе понадобился вакуум-отсек?– осведомился Быков.
– Я оставил там "сириус" в прошлый раз... в скафандре забыл.
– Так, - сказал Быков.– Стажер Бородин, пропустите бортинженера Жилина.
Быков выключился. Юра с огромным облегчением убрал ногу. Он только сейчас заметил, что корабль больше не вибрирует. Жилин ласково посмотрел на него и похлопал по плечу.
– Ваня, вы только не сердитесь...– пробормотал Юра.
– Наоборот!– сказал Жилин.– На тебя исключительно интересно было смотреть.
– У меня такая каша в голове...
– Вот-вот...– Жилин остановился перед своим скафандром.– На этот случай и сочиняются инструкции. Хорошее дело, правда?
– Не знаю. Я теперь что-то перестал понимать, что в чему. Что хоть случилось?
Жилин снова потускнел.
– Что у нас могло случиться?– сказал он сквозь зубы. Искусственное питание. Таблетки вместо котлетки. Учебная тревога, стажер Бородин, только и всего. Рутинная, не реже одного-двух раз в течение рейса. В целях проверки знания инструкции. Великая вещь - инструкция!– Он вытащил из скафандра белый цилиндрик толщиной в палец и со злостью грохнул шторой. Бежать мне пора отсюда, Юра. Бежать со всех ног, пока не надоело.
Юра глубоко вздохнул и посмотрел в коридор. Красные огни больше не горели. Пол больше не вибрировал. Юра увидел, как из каюты вышел Юрковский, посмотрел на Юру, величественно кивнул и неспешно скрылся за поворотом.
Жилин проворчал:
– Рыба ищет, где глубже, а человек - где хуже. Понял, Юрка? Здесь все хорошо. Тревоги учебные, аварии понарошку. А вот кое-где - похуже. Гораздо хуже. Туда и надо идти, а не ждать, пока тебя поведут...
– Подождите, Ваня, - сказал Юра, сморщившись.– Я еще, кажется, не очухался...
8. ЭЙНОМИЯ. СМЕРТЬ-ПЛАНЕТЧИКИ
– Стажер Бородин, - сказал Быков, складывая газету, - пора спать, стажер.
Юра встал, закрыл книжку и, немного поколебавшись, сунул ее в шкаф. Не буду сегодня читать, подумал он. Надо, наконец, выспаться.
– Спокойной ночи, - сказал он.
– Спокойной ночи, - ответил Быков и развернул очередную газету.
Юрковский, не отрываясь от бумаг, небрежно сделал ручкой. Когда Юра вышел, Юрковский спросил:
– Как ты думаешь, Алексей, что он еще любит?
– Кто?
– Наш кадет. Я знаю, что он любит и умеет вакуумно варить. Я видел на Марсе. А вот что он еще любит?
– Девушек, - сказал Быков.
– Не девушек, а девушку. У него есть фотография девушки.
– Я не знал.
– Можно было догадаться. В двадцать лет, отправляясь в дальний поход, все берут с собой фотографии и потом не знают, что с ними делать. В книгах говорится, что на эти фотографии нужно смотреть украдкой и чтобы при этом глаза были полны слез или уж, во всяком случае, затуманивались. Только на это никогда не хватает времени. Или еще чего-нибудь, более важного. Но вернемся к нашему стажеру.
Быков отложил газету, снял очки и посмотрел на Юрковского.
– Ты уже кончил дела на сегодня?– спросил он.
– Нет, - сказал Юрковский с раздражением.– Не кончил и не желаю о них говорить. От этой идиотской канцелярщины у меня распухла голова. Я желаю рассеяться. Можешь ты ответить на мой вопрос?
– На этот вопрос лучше всего тебе ответит Иван, - сказал Быков.– Он с ним все время возится.
– Но поскольку Ивана здесь нет, я спрашиваю тебя. Кажется, совершенно ясно.
– Не волнуйся так, Володя, печенка заболит. Наш стажер еще просто мальчик. Умелые руки, а любить он ничего особенно не любит, потому что ничего не знает. Алексея Толстого он любит. И Уэллса. А Голсуорси ему скучен, и "Дорога дорог" ему скучна. Еще он любит Жилина и не любит одного бармена в Мирза-Чарле. Мальчишка он еще. Почка.
– В его возрасте, - сказал Юрковский, - я очень любил сочинять стихи. Я мечтал стать писателем. А потом я где-то прочитал, что писатели чем-то похожи на покойников: они любят, когда о них либо говорят хорошо, либо ничего не говорят... Да. К чему я это все?
– Не знаю, - сказал Быков.– По-моему, ты просто отлыниваешь от работы.
– Нет-нет, позволь... Да! Меня интересует внутренний мир нашего стажера.
– Стажер есть стажер, - сказал Быков.
– Стажер стажеру рознь, - возразил Юрковский.– Ты тоже стажер, и я стажер. Мы все стажеры на службе у будущего. Старые стажеры и молодые стажеры. Мы стажируемся всю жизнь, каждый по-своему. А когда мы умираем, потомки оценивают нашу работу и выдают диплом на вечное существование.