Стажеры
Шрифт:
– Здравствуйте, Хиггинс, - сказал Бэла.
Хиггинс открыл глаза.
– Добрый день, мистер Барабаш.
Голос у него был мужественный, но немножко сиплый.
– Что нового, Хиггинс?
– Пришла "Гея", - сказал Хиггинс.– Привезли почту. Жена пишет, что очень скучает. Как будто я не скучаю. Вам тоже есть четыре пакета. Я сказал, чтобы вам занесли. Я думал, что вы у себя.
– Спасибо, Хиггинс. Вы не знаете, кто сегодня стрелял на этом этаже?
Хиггинс подумал.
– Что-то я не помню, чтобы сегодня стреляли, - сказал он.
– А вчера вечером? Или ночью?
Хиггинс сказал неохотно:
– Ночью
– Это сам Мейер вам сказал?– спросил Барабаш.
– Меня не было. Я дежурил в салуне.
– Видите ли, Хиггинс, - сказал Барабаш.– Я сейчас был у управляющего. Управляющий в десятый раз заверил меня, что оружие здесь имеется только у вас, у полицейских.
– Очень может быть.
– Значит, в Мейера стрелял кто-нибудь из ваших подчиненных?
– Не думаю, - сказал Хиггинс.– Том был со мной в салуне, а Конрад... Зачем Конраду стрелять в инженера?
– Значит, оружие есть у кого-нибудь еще?
– Я его не видел, мистер Барабаш, этого оружия. Если бы видел отобрал бы. Потому что оружие запрещено. Но я его не видел.
Бэле вдруг стало все совершенно безразлично.
– Ладно, - вяло сказал он.– В конце концов следить за законностью дело ваше, а не мое. Мое дело - информировать МУКС о том, как вы справляетесь со своими обязанностями.
Он повернулся и вышел. Он спустился в лифте на второй этаж и пошел через салун. В салуне никого не было. Вдоль стен мигали желтыми огоньками продавцы-автоматы. Напиться, что ли, подумал Бэла. Нализаться, как свинья, лечь в постель и проспать двое суток. А потом встать и опять напиться. Он прошел салун и пошел по длинному широкому коридору. Коридор назывался "бродвеем" и тянулся от салуна до уборных. Здесь тоже висели плакаты, напоминавшие о том, что "интересы компании - твои интересы", висели программы кино на ближайшую декаду, биржевые бюллетени, лотерейные таблицы, висели таблицы бейсбольных и баскетбольных соревнований, проводившихся на Земле, и таблицы соревнований по боксу и по вольной борьбе, проводившихся здесь, на Бамберге. На "бродвей" выходили двери обоих кинозалов и дверь библиотеки. Спортзал и церковь находились этажом ниже. По вечерам на "бродвее" было не протолкнуться, и глаза слепили разноцветные огни бессмысленных реклам. Впрочем, не так уж и бессмысленных - они ежевечерне напоминали рабочему, что ждет его на Земле, когда он вернется к родным пенатам с набитым кошельком.
Сейчас на "бродвее" было пусто и полутемно. Бэла свернул в один из коридоров. Справа и слева потянулись одинаковые двери. Здесь располагались общежития. Из дверей тянуло запахом табака и одеколона. В одной из комнат Бэла увидел лежащего на койке человека и вошел. Лицо лежавшего было облеплено пластырем. Одинокий глаз грустно смотрел в потолок.
– Что с тобой, Джошуа?– спросил Бэла, подходя.
Печальный глаз Джошуа обратился на него.
– Лежу, - сказал Джошуа.– Мне следует быть в шахте, а я лежу. И каждый час теряю уйму денег. Я даже боюсь подсчитать, сколько я теряю.
– Кто тебя побил?
– Почем я знаю?– ответил Джошуа.– Напился вчера так, что ничего не помню. Черт меня дернул... Целый месяц крепился. А теперь вот пропил дневной заработок, лежу и еще буду лежать. Он снова печально уставился в потолок.
– Да, - сказал Бэла.
Ну, вот что ты с ним поделаешь, подумал он. Убеждать его, что пить вредно - он это и сам знает. Когда он встанет, то будет сидеть в шахте по четырнадцать часов, чтобы наверстать
– Ты знаешь, что работать в шахте больше шести часов опасно? спросил Бэла.
– Идите вы, - тихо сказал Джошуа.– Не ваше это дело. Не вам работать.
Бэла вздохнул и сказал:
– Ну, что ж, поправляйся.
– Спасибо, мистер комиссар, - проворчал Джошуа.– Не о том вы заботитесь. Позаботьтесь лучше, чтобы салун прикрыли. И чтобы самогонщиков нашли.
– Ладно, - сказал Бэла.– Попробую.
Вот, думал он, направляясь к себе. А попробуй, закрой салун, и ты же сам будешь орать на митингах, что всякие коммунисты лезут не в свое дело. Нет никакого выхода из этого круга. Никакого.
Он вошел в свою комнату и увидел, что там сидит инженер Сэмюэль Ливингтон. Инженер читал старую газету и ел бутерброды. На столе перед ним лежала шахматная доска с расставленными фигурами. Бэла поздоровался и устало уселся за стол.
– Сыграем?– предложил инженер.
– Сейчас, я только посмотрю, что мне прислали.
Бэла распечатал пакеты. В трех пакетах были книги, в четвертом письмо от матери и несколько открыток с видами Нового Пешта. На столе лежал еще розовый конвертик. Бэла знал, что в этом конвертике, но все-таки распечатал его. "Мистер комиссар! Убирайся отсюда к чертовой матери. Не мути воду, пока цел. Доброжелатели". Бэла вздохнул и отложил записку.
– Ходите, - сказал он.
Инженер двинул пешку.
– Опять неприятности?– спросил он.
– Да.
Он в молчании разыграл защиту Каро-Канн. Инженер получил небольшое позиционное преимущество. Бэла взял бутерброд и стал задумчиво жевать, глядя на доску.
– Вы знаете, Бэла, - сказал инженер, - когда я впервые увижу вас веселым, я скажу, что проиграл идеологическую войну.
– Вы еще увидите, - сказал Бэла без особой надежды.
– Нет, - сказал инженер.– Вы обречены. Посмотрите вокруг, вы сами видите, что обречены.
– Я?– спросил Бэла.– Или мы?
– Все вы со своим коммунизмом. Нельзя быть идеалистами в нашем мире.
– Ну, это нам двадцать раз говорили за последние сто лет.
– Шах, - сказал инженер.– Вам говорили правильно. Кое-что, конечно, недооценили и потому часто говорили ерунду. Смешно было говорить, что вы уступите военной силе или проиграете экономическое соревнование. Всякое крепкое правительство и всякое достаточно богатое государство в наше время непобедимо в военном и экономическом отношении. Да, да, коммунизм, как экономическая система, взял верх, это ясно. Где они сейчас, прославленные империи Морганов, Рокфеллеров, Круппов, всяких там Мицуи и Мицубиси? Все лопнули и уже забыты. Остались жалкие огрызки вроде нашей "Спэйс Перл", солидные предприятия по производству шикарных матрасов узкого потребления... Да и те вынуждены прикрываться лозунгами всеобщего благоденствия. Еще раз шах. И несколько миллионов упрямых владельцев отелей, агентов по продаже недвижимости, унылых ремесленников. Все это тоже обречено. Все это держится только на том, что в обеих Америках еще имеют хождение деньги. Но тут вы зашли в тупик. Есть сила, которую даже вам не побороть. Я имею в виду мещанство. Косность маленького человека. Мещан не победить силой, потому что для этого их пришлось бы физически уничтожить. И их не победить идеей, потому что мещанство ограничено и не приемлет никаких идей.