Стекло и дерево
Шрифт:
В Штатах оказалось выгодно быть беременной. Пароль: «Прегнент»!
Великовозрастные юноши показывают на живот пальцем и глупо улыбаются, что не мешает им почти буквально носить на руках беременную. Если ты «прегнент», да ещё замужем – хорошо, но если девственница после двадцати лет – совсем замечательно! Эвелина вспомнила, как с тринадцати лет, покрывшись пунцовой краской, мямлила гинекологу что-то в оправдание. Как не знала, куда себя деть от стыда за свою девственность. До чего же неприятно было ощущать себя Белой вороной!
Здесь Эвелина не чувствовала себя ущербной. Оказалось, что это бывает в почёте.
Из-за ежедневного приёма таблеток несколько померкли тона окружающего мира: цвета поблекли и воспринимались однотонными: сероватыми с различными оттенками.
Контракт мамы продлился, и о декрете уже не было речи. Да и чувствовала себя Эвелина неплохо. Она решила остаться в Штатах до самых родов. Рим не появлялся, а причины она не знала. Скорее всего, дело в маме! Но осталось совсем немного, Эвелина вернётся и останется с ним навсегда!
Шумно прошло празднование Христмаса, Эвелина по итогам семестра получила высокий рейтинг, не смотря на отлынивания от учёбы. Основное время она проводила в мамином коттеджике, здесь же, на территории Академгородка, перед раскрытой книгой или мелькающим монитором компьютера, глядя в окно за суетными движениями прохожих. Скоро Новый год, а там совсем немного и Эвелина улетит на Родину. А мама? Да что с нею, пусть хоть вообще тут останется! А Эвелине один-два месяца, и Гуд бай, Америка – страна эмигрантов!
69
В разлуке время всегда идёт мучительно долго. Если оно и лекарь, то какой-то тормозной – выбирающий самые длиннющие схемы лечения!
Вот и Новый год. Рим уже несколько раз поздравил супругу. Эвелина поздравила его, даже тёща изобразила какое-то участие и подобие радости.
Поглощённый работой, Рим не спал несколько суток кряду и вновь остался на дежурство. По обыкновению, чтобы убить время, Рим направился к больной, провел там несколько часов. Возвращаясь в ординаторскую, он услышал звонок межгорода. Это поздравления коллег, не иначе! Линочка уже звонила, стало быть, и, спешить незачем. Рим устало доплёлся до ординаторской, присел на диван, протянул руку к аппарату.
– Алло!
– Алло?
– Кто бы там ни был, с Новым годом! – Рим положил трубку.
До полуночи оставалось несколько минут. Его приглашали в сестринскую на празднование. Рим отказался. Что за праздник – смена дат? Теперь он несколько дней будет по ошибке писать в дате цифру прошедшего года, затем всё нормализуется и к Старому Новому году встанет на свои места. Рим выключил свет, жёлтые лучи стали раздражать глаза, распахнул окно настежь. То ли от духоты, то ли от усталости, голова потяжелела.
Колючий освежающий ветерок мелкими снежинками атаковал лицо.
Гималаи!
Господи, как давно это было?
365 дней.
52 недели.
8760 часов.
Виктория, Вика Сергеевна – защитница и покровительница, где же ты теперь? В православном раю, католическом чистилище? А может, по велению Будды ты реинкарнировалась в камень – сверхтвёрдый и драгоценный алмаз?
А Эвелина? Словно отступил прочь холодный ветер, лицо всполохнуло от жара. Лина сама нуждается в защите.
Рим отошёл от окна и прилёг, глядя в потолок и не о чём не думая.
В половине второго заявился технический директор с неизменной авоськой.
– С новым годом!!! – радостно гаркнул Пётр.
– С Новым!
– Это твой год, Рим!
– Как и твой.
– Ты не понял! Это, действительно, Твой год! У меня потрясающее известие!
– Год объявлен ЮНЕСКО годом Любимова?
– Почти! Твоя работа претендует на Нобеля! Уже выдвинули, так что вскоре наградят!
– Так уж и наградят? – Рим скрестил руки на груди.
– Ещё бы! А конкуренты кто? Шлак! Таких работ, как у них пишется по нескольку в год, а твоя одна на сто, на тысячу лет!
– Возможно, уже через пять-шесть лет окажется, что предположения мои наивны!
– Правильно! – воскликнул Пётр. – Именно такими и ощущаются все открытия – величайшие открытия! Немедленно отметим!
Они отметили Новый год, а чуть позже Нобелевскую премию, позабыв о соавторе-математике, которому согласно легенде не видать этой награды как своих ушей!
Владимир тоже смотрел телевизор и тоже слышал о соискателях на Нобелевскую и Филдсовскую премии. Он лишь усмехнулся и, не дожидаясь восторженных воплей тележурналистки, переключился на другой канал.
Конъюнктура не та! Они что, с Любимовым, диссиденты? Да за какие заслуги им, вдруг, присвоят буржуазную премию? Что, в работе есть что-то порочащее власть в России? И независимо от того, Советская ли она, феодально-княжеская, царская, диктаторская, демократически-никакая, – не важно! Они не диссиденты, и точка! Факт выдвижения работы на премию сам по себе смешон!
– «Товарищи, международное положение нашего государства», – процитировал вслух Владимир и рассмеялся.
Чего греха таить, всё-таки известие приятное!
Наивная Алина уже прикинула: куда потратить половину – долю Владимира – баснословную сумму. Владимир не стал её разубеждать, когда мечты приносили вред? Когда не исполнялись. Но сама по себе мечта в мечте несёт огромный заряд положительных эмоций, необходимый для празднования Нового года!
Владимир взглянул на настенный календарь будущего года.
Новый год, Старый Новый год, затем Двадцать третье февраля, а вскоре – Восьмое марта. Так и проходит жизнь: от праздника к празднику. Сравнительно недавно люди, воспитанные в духе коммунизма, вспомнили о Создателе всего Сущего – Рождество Христово! Пусть поначалу отмечают и по-западному, и по-нашему, важно что вспомнили!