Стеклянная Крепость
Шрифт:
— Мец Скарфейс! — крикнула Опанн. — Спускайся сюда немедленно! Сумасшедший лжет, и иностранная шлюха тоже лжет. Наша единственная безопасность — прятаться за нашими стенами. Людей-кошек нельзя убить!
— Я сам их убивал! — ответил Гаррик. — Я убил двух воинов в ту ночь, когда они напали на вашу деревню, и...
Он размахивал топором, который отнял у стражника Корла.
— ... Я убил еще одного, когда бежал сюда. Присоединяйтесь ко мне, и вместе мы сможем...
— Он лжет! — снова заявила Опанн. Была ли она просто напугана или игнорировала угрозу Коэрли, беспокоясь о том, что Гаррик станет соперником ее мужа в борьбе за лидерство в деревне? — Ни один человек не может убить человека-кошку!
— Некоторые из вас видели, как я это сделал! — сказал Гаррик. Вероятно, это не очень хорошо было видно в темноте и суматохе. И Коэрли унесли своих мертвецов… Вместе мы сможем...
— Ты лжешь! — снова крикнула Опанн. — Я... э-э-э!
Донрия отступила от нее. Опанн упала вперед, как, будто у нее отказали все суставы. Рукоять ножа торчала прямо из-под ее грудной клетки. Похоже, что он прошел через ее левую почку. Деревянные ножи не могли резать очень хорошо, но у них были достаточно острые концы, чтобы быть хорошими остриями…
— Дузи! — громко воскликнул Гаррик. — Донрия убила ее!
— Что? — спросил Мец. Гаррик положил руку ему на плечо, но Мец казался не столько сердитым, сколько смущенным. — Что? Это действительно произошло?
— Наша собственная безопасность зависит от Лорда Гаррика, — звонким голосом крикнула Донрия. — Он спасет нас, если мы окажем ему полное повиновение. Он в одиночку вырвался из плена, неся меня на своих плечах, и с нашей помощью он полностью уничтожит монстров.
— Я, Марзан Великий, привел героя из далекого будущего, чтобы спасти нас! — сказал волшебник. — Моя сила, и сила героя объединятся, чтобы разгромить людей-кошек.
Надтреснутый голос старика был негромким, но слова звучали в сознании Гаррика живо и убедительно. Он не сомневался, что Птица передавала их и жителям деревни.
— Ты прав, Гаррик, — сказала Птица, добавив к этому отчетливый смешок.
— Абай? — спросил Мец. — Ты и Хорст, вы со мной, верно?
— Ну конечно, Мец — ответил один из грузных мужчин. — Ты всегда был способен правильно соображать.
— Верно, — удовлетворенно ответил Мец. — Идуэй, Моне, Гранта? Вы, мужики, тоже доверяете мне, не так ли?
— Ну, я так думаю, — ответил мужчина. — Если ты хочешь быть вождем, я поддержу тебя, но вчера ты сказал, что не хочешь. Разве не так?
— Я не хочу быть вождем, это верно, — сказал Мец. — Но я хочу, чтобы здесь вождем был Гаррик. Он знает, как бороться с Коэрли, а я, конечно, нет. Кто-нибудь хочет с этим поспорить?
Дядя, который говорил раньше, Хорст или Абай, повернулся, чтобы посмотреть на толпу. — Если кто-то желает это сделать, будет спорить со мной, — сказал он тоном, в котором слышалась тихая угроза.
Мгновение никто не произносил ни слова.
Неожиданно раздался звонкий голос Донрии: — Вождь Гаррик, я хочу попросить тебя об одолжении. Выдай меня за своего заместителя Меца, величайшего из наших воинов, за исключением тебя самого!
Гаррик застыл с открытым ртом. Затем он воскликнул: — Мецу, первому из моих воинов, я отдаю Донрию, жену, достойную воина и вождя. Пусть они будут счастливы вместе!
Очень тихо он добавил: — Мец, возможно, ты не всегда благодаришь меня, но тебе лучше быть с ней, чем против нее.
— И это, — сказал смеющийся призрак в сознании Гаррика, — правда, если только правду когда-либо говорили!
***
Справа и слева от Шарины на подставках висели масляные лампы с тремя фитилями. Перед ней на длинном столе были разложены отчеты и петиции. Они варьировались от перевязанного ленточкой пергаментного свитка, в котором верховный жрец Храма Пашущей Богоматери безупречным каллиграфическим почерком возражал против разрушения святилища Богоматери обжигальщиками извести, до записки, нацарапанной теми же обжигальщиками на глиняном черепке. Стены святилища были кирпичными и непригодными для их цели, но балки крыши и сама деревянная статуя послужили топливом для превращения кусков известняка в огненную негашеную известь.
Шарина бросила пергамент клерку. Храм Пашущей Владычицы находился на гряде холмов в центре острова. Именно он, а не один из храмов в Моне, был главой культа на Фест-Атаре.
— Попросите, чтобы они отправили официальное заявление о возмещении ущерба лорду Тадаи для рассмотрения, — распорядилась она. — Добавьте обычные формулировки о необходимых жертвах на нужды королевства в этот час.
Шарина передала черепок второму клерку. — Принято к сведению и одобрено, — сказала она, затем остановилась, чтобы протереть глаза.
Осталось еще около сотни документов. Задолго до того, как она с ними разберется, посыльные принесут еще столько же новых. Это была ее третья троица клерков, но все, что делали они, и предыдущие смены, — это передавали решения, которые могла принимать только Принцесса Шарина. Шарина знала, что то, что сейчас делает Лайана, было необходимо, но она с удивлением вспоминала, как легко исчезала такого рода задача, когда Лайана бралась за нее.
Лорд Аттапер разговаривал с посыльным у дверей апартаментов Шарины. — Леди Лайана вернулась, ваше высочество, — тихо сказал он.
— Божья Матерь, ты благословила твою слугу, — прошептала Шарина. Молитва была искренней и спонтанной. Затем, громче: — Впустите ее, пожалуйста, милорд.
Она знала, что Лайана, должно быть, устала так же сильно, как и она, но, по крайней мере, они могли немного поговорить. Чего Шарине больше всего не хватало в бытность регентом, так это возможности пообщаться с равными ей. Гаррик ушел, и Кэшел ушел, и Илна тоже, хотя Шарина всегда чувствовала сдержанность по отношению к Илне.
С Илной всегда было чувство, что вы разговариваете с кем-то, кто судит о себе по стандартам более суровым, чем стандарты самого неумолимого Бога. Шарина должна была подозревать, что Илна в глубине души применяла те же стандарты и ко всем остальным, какими бы хорошими друзьями они ни были.