Шрифт:
Петля
Всю бессмысленность своего существования он педантично каталогизировал. Одинаково серые тетради заполнялись по будням, а цветные – по выходным и праздникам. Каждый вечер он запирался в тесной кладовке, которую с гордостью называл кабинетом, доставал из деревянного футляра – подарок жены – пузатую ручку с золотым пером и писал. Его рука двигалась уверенно и плавно, выписывая словесные узоры с каллиграфической точностью. Каждую новую запись он начинал с одного единственного вопроса: «Я счастлив?»; отступал строку и грубо сшивал на бумаге факты неумолимо растворяющегося дня.
Сегодня надел неглаженую рубашку под асбестовый свитер. Обнаружил крохотную дырку в районе третьего
Он пропустил еще одну разлинованную строку и, подумав, добавил лаконичную запись: «Может быть, завтра я буду счастлив». Закрыв тетрадь, он подписал ее порядковым номером и отправил в картонную коробку. С каждым годом картонные стены в его «кабинете» опасно сужались, угрожая в один прекрасный день поглотить и его самого. Это мог быть его единственный шанс на спасение – погибнуть под весом собственных воспоминаний. Если бы однажды в его тетради не появилась надежда…
В переполненном трамвае было тесно и жарко. Яркая девушка уперла ему в ребра остроконечную сумочку. Где-то впереди старик сетовал на невежество молодежи, тщетно пытаясь пристыдить гордо сидящего подростка. И только записанный голос сохранял лицо. Он по-прежнему равнодушно декларировал информацию для пассажиров, как бы между делом объявляя следующую остановку.
«Как же меня всё достало!» – шальной пулей пронеслась мысль в его голове. В груди болезненно кольнуло. Нет, это всего лишь незадачливая старушка ударила его локтем. «Выйти, мне срочно нужно на свежий воздух…» – он жадно глотал наполненный потом воздух, ощущая, как к горлу подступает неминуемая паника. – «Сейчас же!». Размашистыми движениями он поплыл в сторону выхода. Нервно расталкивая пассажиров, он старался не замечать их звериных оскалов. Наконец, двери великодушно распахнулись и его выплюнуло на вечерний мороз.
Город встретил его пугающей чернотой дворов. Он боязливо озирался по сторонам: вокруг ни души, лишь мягкий свет в окнах домов напоминал о том, что где-то здесь ещё теплится жизнь. Выбора не было. Он сунул руки в карманы, сжался, будто ожидая подлого удара из темноты, и засеменил в глубь квартала. Чем дальше он уходил от шумной улицы, тем спокойнее ему становилось. Мимо то и дело пробегали черные силуэты кошек, а с деревьев размашистыми кляксами срывались вороны. Он перестал вздрагивать от каждого шороха и впервые за долгое время вздохнул полной грудью. А ведь когда-то, лет двадцать пять назад, он с друзьями обожал гулять по ночам. Тогда в полуночной мгле было нечто романтичное, их тянуло на откровенные беседы. Лежа на деревянных лавках они смотрели на звезды и мечтали о том, как однажды, через много лет, они обретут любовь на всю жизнь, станут известными музыкантами и писателями; а может быть актерами и даже археологами. В ночи казалось возможным всё. Он остановился на перекрестке, осмотрелся и, решив не сворачивать, двинулся дальше. Когда-то они также, как сейчас, шли по темным улицам маленького городка и рассказывали городские легенды. Один, самый старший из них, знал всё о таинственной Алой даме. Ему о ней поведал прадедушка перед самой смертью. Он рассказал, что когда-то Алая дама была юной семнадцатилетней девушкой с белокурыми косичками и васильковыми глазами. В городе все её обожали за мягкий характер и необычайный дар врачевания. Она заговаривала травы и коренья, отчего те приобретали волшебные целительные свойства. В обмен же она просила лишь лоскутки алой ткани. Один
Он дошел до очередного перекрестка и от всплывшей в памяти истории по спине пробежал покалывающий холодок. «Да, хорошие были времена», –подумал он, и хотел было пойти дальше, как вдруг заметил на улице слева какую-то вспышку. Это лениво просыпались ото сна уличные фонари. Через минуту всю улицу залил теплый оранжевый свет. Словно мотылек, плененный огнями, он свернул в переулок. Романтический флёр воспоминаний растворился в унылой действительности. Он вспомнил, почему оказался здесь… где бы это здесь ни было.
– Заблудился? – глубокий мужской голос разорвал в клочья густую тишину.
– А-а! – внутри у него все сжалось в плотный комок и застряло где-то в районе пупка, отчего возглас прозвучал как сдавленный крик чайки. Ему было страшно, смертельно страшно. Он медленно обернулся. В голове промелькнули разом все городские легенды вперемешку с криминальной хроникой. К удивлению, перед ним стоял высокий крепкий мужчина в дорогом фетровом пальто цвета кофе с молоком. Аккуратно уложенные волосы дополняла стильная бородка, умещающаяся ровно в вырез воротника. С минуту оба молча стояли, не решаясь произнести ни звука.
– Изард, – он снял кожаную перчатку и протянул руку. – Думаю, я именно тот, кто тебе нужен.
Рукопожатие незнакомца было крепким ровно настолько, чтобы не было больно и в то же время, демонстрирующее свою власть.
– Откуда… вы знаете, что… или кто мне нужен. – казалось, каждое его слово прогрызало себе путь наружу, вырываясь болезненной хрипотой.
– По этой улице ходят лишь заблудшие души. А я точно знаю, как им помочь.
– Вы… психиатр, что ли? – недоверчиво прохрипел он.
– Я всего лишь бармен. Мой бар здесь неподалеку, – он махнул рукой в конец освещенной улицы. – Уверен, ты проголодался, а я подаю отменный куриный суп.
Он пожал плечами, от мысли о супе в его животе громко заурчало. Понимая неизбежность своего положения, без единого слова мужчина последовал за незнакомцем.
Внутри было на удивление уютно. В воздухе витал аромат специй: кардамон, корица и… бергамот? В полумраке зала таились массивные деревянные столы. Некоторые из них терялись в темноте, отчего казалось, что пространство растягивается до бесконечности. Он сел за барную стойку, над которой нависали зеленые полусферы ламп, и рассматривал зеркальные полки с бутылками. Тем временем хозяин гремел посудой на кухне.
– Свежую зелень добавить? – послышался приглушенный голос бармена.
– Да… спасибо!
Через минуту перед ним стояла глиняная миска с супом. Он жадно похлебывал бульон и закусывал кусочком черного хлеба с чесноком.
– Что тебя привело сюда? – спросил Изард, когда тарелка опустела. – От чего ты бежишь?
– Наверное, от себя, – он уныло склонил голову над стойкой, пытаясь собраться с мыслями. – Понимаешь… я просто не хотел ехать… домой. Уже несколько месяцев подряд я… не сходил с протоптанного пути под названием «дом – работа». Мне хочется… добавить в свою жизнь хотя бы несколько капель красок, – он обреченно вздохнул. – Приходить домой… и ощущать объятия любимого человека… Мне хочется… Не знаю, перестать чувствовать это… тошнотворное одиночество.