Стеклянные тайны Симки Зуйка
Шрифт:
Он встал. Тощий, озябший и решительный.
И тогда за спиной у него сказали:
– Зуёк…
Сзади стоял Фатяня.
Автор уже предупреждал читателей, что в этой книге много счастливых совпадений. Может показаться, что гораздо больше, чем в жизни (хотя это не так). И теперь можно лишь повторить: кто не верит, пусть не читает. Или пусть пишет критическую статью в газету «Литературная Турень». Но даже если такая статья появится, факта все равно не отменить: Фатяня оказался рядом с Симкой.
Впрочем, в этом нет ничего необычного. Шел он через мост
На плече у Фатяни была гитара.
Фатяня опять сказал:
– Зуёк… Ты чего это тут?
– Я… так…
– Купаться, что ли, надумал?
– Я… ага…
– Нашел время!
– А чего… – прошептал Симка.
Фатяня положил на песок гитару. Крепкими (и почему-то очень теплыми) пальцами взял Зуйка за плечи, придвинул вплотную к своей мятой форменке.
– Зуёк, ты это… такой, будто надумал топиться…
– Ничего не надумал… Переплыть хотел…
Фатяня выругался по-морскому:
– Ядрёна швабра!.. Подвигов захотелось?
– Ага! – дернулся Симка. И решил разозлится. И сказать Фатяне, чтобы шел по своим делам и не лез в чужие. И… случилось такое, чего он сам не ждал секунду назад. Симка расплакался – громко, с дрожью всего тела, с пузырями у губ.
Он уткнулся лицом в Фатянину форменку, и горестные судороги сотрясали его плечи.
– Ядрёна свайка, – шепотом сказал Фатяня. Оглянулся, увидел неподалеку вросший в песок обрубок тополиного ствола. Потянул за собой Симку, сел. Посадил Зуйка на колени. Облапил за спину. – Видать, нешуточное что-то, да? Ладно, давай, кореш, кол и сь…
И Симка «раскололся». Сразу. Не было сил удержаться. Вся его горестная история выплеснулась со слезами на Фатянину форменку – сбивчивая, путаная и безнадежная. Лишь про свои слова о девочках Симка все же не проговорился. Сидело в нем это последнее «нельзя». Объяснил иначе: «Я ему сказал такое… чего не имел права… ну, никак… Он теперь никогда…»
Фатяня твердой ладонью провел по Симкиным дребезжащим от горя позвонкам. И сказал почти как мама:
– Никогда – это до завтра… Хватит воду лить, вон ее сколько в реке.
Симка уже не «лил воду» потоками, но всхлипывал безудержно.
– Никакого завтра… не будет…
– Все будет. В лучшем виде. Не можете вы поссориться навеки.
– Почему? – новая судорога тяжело тряхнула Симку.
– Потому что я вам одну печать на двоих подарил. Возьми в голову! Это же все равно как талисман. Заговоренная вещь…
Как ни странно, такой довод показался Симке увесистым. Как сама печать. Только…
– Но ведь она же не у меня… Под якорем…
– Вот и хорошо, что под якорем. Значит, всё у вас будет только крепче… Моряки почему на форме якоря носят? Это знак надежности и прочности… Где твои манатки? Одевайся, я тебя провожу. Чтоб опять не намылился в заплыв…
– Я… не намылюсь, – всхлипнул Симка. – Только… я не домой. Лучше я к Мику… сейчас…
– А вот это не надо. Вам полезно
«А ведь правда! – ахнул про себя Симка. – Или… ему все равно?»
Терпеть до утра казалось немыслимым.
– Нет. Я сейчас…
Фатяня застегнул и одернул на нем пиджачок.
– О маме подумай, Зуёк… – сказал он вполголоса, словно рядом были посторонние. – Она теперь небось бегает над логом, тебя ищет… Идем.
Мама не бегала над логом, но явно беспокоилась.
– Нагулялся, бродячая душа? Садись за стол, я картошку пожарила.
Симка торопливо умылся на кухне под рукомойником – чтобы мама не разглядела следы слез. Всхлипы все еще иногда встряхивали его, но незаметно, внутри. Он машинально жевал картошку, запивал сладким чаем и думал, думал про свое. То надежда, то горестная безнадежность накатывали волнами. Хотелось одного: чтобы пришло завтра. Пускай хоть какое, лишь бы скорее!
После ужина он сразу забрался в постель, хотя понимал, что не уснет всю ночь. И… уснул почти мгновенно, придавленный всем, что случилось.
Но во сне тоже не было покоя.
Сначала они с Миком оказались внутри запаянного спутника. И Мик был Белкой, а Симка Стрелкой. Или наоборот, неважно. Важно было другое:
– Мик… ты больше не злишься на меня, да?
Мик повернул печальное лицо.
– Какая разница? Все равно мы скоро сгорим в атмосфере.
– Мик, мы не сгорим! Обещали, что нас приземлят!
«А если даже сгорим, то все рано скажи: мы друзья? Хоть в последний миг…»
Мик смотрел понимающе:
– Симка, все хорошо… – И вдруг отвернулся. Кажется, заплакал. Симка повернул его к себе, но это был уже не Мик, а… Клим Негов.
– Что, Зуёк, скоро задымимся? А давай я сначала отрежу тебе голову. Жу-утко, а интересно…
Симка оттолкнул его с дрожью отвращения. И проснулся.
Проснулся он почему-то не дома, а посреди пахнувшей ромашками ночной поляны. Над ним было густо-звездное небо, среди звезд вертелись разноцветные шарики-планеты. Они Симку не удивили, удивило другое – как он здесь оказался? Он лежал на топчане, под какой-то жесткой парусиной, а рядом прямо в воздухе висел гамак. В гамаке сидел по-турецки Мик. Вертел на пальце мяч. Звезды и планеты светили ярко, но лицо Мика было плохо различимо.
– Мик… – боязливо сказал Симка.
– Что?
– Я как сюда попал?
– Очень просто. Я тебя утащил из дома…
– Зачем?
– Ну… плохо же мне одному-то…
– Мик! Значит, ты…
– Симка, – тихо сказал Мик. – Я же знаю, что ты мучился больше меня… Я даже хотел послать к тебе жаворонка.
– Какого? – бормотнул Симка, хотя понимал какого .
– Ну, того, которого Мик послал на небо, чтобы узнать про Луи.
«Но ведь жаворонок погиб», – чуть не сказал Симка. Но это были бы пустые слова, потому что Симка и Мик знали: жаворонок не погиб. Он вернулся и ожил, согретый дыханием африканского мальчика Мика. Такие птахи бессмертны.