Стеклянный дом, или Ключи от смерти
Шрифт:
Его тоже обмотали широким скотчем, завязав для верности узлом, и можно было предположить, что сейчас аналогичным образом и эту руку пристегнут к ноге, завершив хорошо известный профессионалам способ лишения человека малейшей подвижности, именуемый «салазки». Однако ничего подобного не произошло. Вместо этого меня крепко взяли за шкирку, легко, словно тряпичную куклу, подняв над полом. Другой конец липкой ленты несколько раз обвил где-то над моей головой то ли крюк, то ли балку, после чего мое тело было предоставлено самому себе и оказалось подвешенным так, что единственная оставшаяся свободной правая нога болталась в воздухе, не доставая пола.
— Порядок, — откомментировал какой-то новый, еще не слышанный мной тенорок. — Теперь не рыпнется. Некуда.
— Ну все, ребятки, идите отдохните, — предложил опасливый с явным облегчением, — если что, я позову.
— Па-за-ви-и меня в ночи, приду-у-у, — уже удаляясь, фальшиво пропел тенорок.
Я услышал шарканье нескольких пар ног по шершавому бетонному полу, скрип петель и хлопок двери, после чего решился наконец приоткрыть глаза.
Сперва примерно в полуметре передо мной возникла кирпичная, когда-то оштукатуренная и покрашенная, а теперь грязная, облупившаяся, покрытая водными потеками стенка. Тогда я начал осторожно поворачивать голову влево и сперва увидел облезлые металлические стеллажи, заваленные всяким отработанным железным хламом. Потом в поле зрения оказался покрытый ржавой клеенкой деревянный стол с засохшими остатками еды, среди которых несколько инородным телом смотрелась большая, литров на пять, закопченная бензиновая паяльная лампа. И наконец глаза мои уперлись в стул, на коем, аккуратно повесив пиджачок на спинку, поддернув брючки и положив ногу на ногу, сжимая в кулаке принадлежащий мне «слеппер», сидел и разглядывал мою персону брокер широкого профиля господин Фиклин.
Судя по кривой ухмылке, блуждающей при этом на его физиономии, вид у меня был неважный. Неважным, честно говоря, было и мое внутреннее состояние: никогда прежде мне не приходилось оказываться в таком унизительном и, главное, беспомощном положении.
— С добрым утром, — растянул губы в подобии улыбки Фиклин. — Узнаешь меня?
— Узнаю, — ответил я, стараясь выглядеть храбрым. — Ты — рогоносец.
Но, вероятно, мне только показалось, что я это произнес. На самом деле из моего рта вылилось какое-то невнятное бурчание.
— Чего-чего? — привстал со стула брокер. — У тебя язык, что ли, от страха отнялся?
Он приблизился ко мне на несколько шагов, и теперь я видел совсем близко от себя его морщинистое личико старушки-вековушки, на котором только глаза горели отнюдь не старушечьим огнем.
— Рогоносец, — еще раз выплюнул я, и на этот раз он, кажется, услышал.
Хотя дошло до него не сразу, потому что, сдвинув брови и с трудом вслушиваясь в мое бормотанье, он сделал ко мне еще пару шагов, прежде чем морду ему перекосила злобная гримаса. Фиклин подпрыгнул еще ближе и с размаху вытянул меня дубинкой вдоль спины. Конечно, это не был профессиональный удар, но вся беда в том, что полицейский «слеппер» с пружиной над ручкой и свинцовой головкой в кожаном мешочке штука вполне самодостаточная.
Боль рванула по всему телу, в глазах снова потемнело, но из этой боли, в этой мгновенно накатившей черноте вдруг родилась идея. Собственно, в основе ее лежала сначала вполне утилитарная, так сказать, сиюминутная задача: делая вид, что могу говорить лишь негромко и невнятно, что, впрочем, давалось мне без труда, подманить эту гниду к себе поближе и врезать ему единственной свободной ногой в промежность так, чтобы для него вопросы супружеской измены раз и навсегда перешли в область абстрактно-этическую. Но поскольку в части, касающейся моих дальнейших перспектив, результат у такой акции был вполне предсказуемый, я сумел удержаться от первого естественного, но неразумного порыва.
Тем более что у меня затеплилась хоть крохотная, но надежда предпринять кое-что более интересное.
— Я никогда ничего не забываю. И не прощаю, — с высокомерной напыщенностью сообщил Фиклин, возвращаясь обратно на свой стул. Было видно, что он уже взял себя в руки. Не вызывало сомнений, что ради какой-то более важной цели, нежели просто отомстить мне за недавние унижения.
— Где пленка? — спросил он.
— В сейфе, — пробормотал я себе под нос.
Сдвинув напряженно брови, он снова привстал и направился ко мне, угрожающе поигрывая дубинкой.
— Не понял, где?
— В сейфе, — повторил я умирающим голосом.
— Отлично! — радуясь, видимо, что дело сдвинулось, Фиклин возбужденно похлопал «слеппером» по ладони. — А где ключи? В конторе? Или дома?
— Там цифровой замок, — буквально прошелестел я, однако он разобрал.
— Цифровой замок? Давай код.
Я молчал.
Я очень надеялся, что внешне это выглядит как смятение, как последняя слабая попытка сопротивления. На самом деле я тянул время с вполне определенной целью. Конечно, я не мог видеть, как там обстоят дела у меня за спиной, но, шевеля тихонько связанными рукой и ногой, сумел, кажется, определить, что мое запястье крепко-накрепко примотано не к щиколотке, а всего лишь к подошве кроссовки. В этом-то и состояла единственная безумная надежда: попробовать откинуть, так сказать, тапочек в буквальном смысле слова и таким образом освободить руку.
Но пока я продолжал молчать, и Фиклин угрожающе осклабился:
— Не поможет, — уверенно сообщил он, снова шагнул ко мне и еще раз нанес удар, на этот раз пришедшийся по ребрам. После чего деловито пояснил: — Это тебе так, для разминки. Не хочется мне звать ребят, уж очень у них методы грубые. Но ты меня вынуждаешь. Знаешь, что они сделают? Возьмут эту штуку, — брокер мотнул подбородком в сторону паяльной лампы, — и начнут подпаливать тебя, как поросенка. Неужели охота мучиться?
— Неохота, — вполне искренне прохрипел я.
— Вот и давай код, — обрадованный достигнутым наконец взаимопониманием подбодрил он. — А потом заодно, где ключи от конторы и как отключить сигнализацию.
Все это время я судорожно дергал пальцами связанной ноги, крутил за спиной ладонью, с нарастающим отчаянием понимая, что занимаюсь абсолютно безнадежным делом. Без помощи правой, свободной ноги мне не обойтись, а пустить ее в ход на глазах у Фиклина нет никакой возможности.
Или все-таки есть?
— Ну? — дубинка в руке моего мучителя с угрозой взлетела вверх.
— Тридцать семь... четыре поворота диска влево... — начал я как бы заученной скороговоркой, — пятьдесят три... два поворота вправо... восемьдесят четыре... три поворота влево...
— Стоп, стоп! Я так не запомню, — нетерпеливо прервал он меня и зашарил по карманам явно в поисках чего-нибудь пишущего.
Сердце мое дернулось и, показалось, вот-вот остановится, трепыхаясь в рваном ритме: найдет — не найдет, найдет — не найдет?
Фиклин не нашел и сделал именно то, о чем я втайне молился всем богам на свете: повернулся к висящему на стуле пиджаку.