Стеклянный ключ
Шрифт:
— Если вы ставите вопрос таким образом… — промямлил мастер.
— Еще категоричнее. Уж вы-то должны знать, что, если человек хочет переценить свою жизнь, он прежде всего должен отрезать волосы — говорят, вся информация о нас накапливается в их кончиках.
— Но я вас предупреждал, — вздохнул парикмахер, прикладывая к ее лицу образцы окрашенных локонов.
— Ваша совесть чиста — и перед Богом, и перед людьми, — успокоила его Тото.
— А перед вашим мужем?
— А ему все равно…
—
— Что-то у нее случилось, и случилось буквально в несколько этих дней, — волновался Варчук, бегая по кухне в фартуке, с коробкой яиц и сковородкой в руках.
— Яичницу готовят на плите. Чтобы ее сделать, надо очистить яйца от скорлупы, но для этого обычные люди вынимают их из упаковки, — поведал ему Сахалтуев. — А все вместе это называется кулинария. Великое искусство. Сядь лучше, Колюня, я все сам сделаю. А то смотреть противно.
— И ведь не подойдешь же, не спросишь, — говорил Варчук. — Пора, кажется, выходить из подполья и знакомиться.
— С чего ты взял, что у нее что-то стряслось? — резонно спросил друг. — Аргументируй аргументированно.
— Чудит она, — пояснил Николай, глядя в окно. Ему не сиделось дома: хотелось быть там, где-то, где Татьяна. Может, она нуждается в помощи, поддержке, может, ей страшно и одиноко — и рядом нет никого, надежного, сильного, спокойного, уверенного, который все поймет и ни за что не предаст.
— Она всегда чудит, — сказал безжалостный капитан. — Ты бы лучше о работе думал, по знакомым пробежался, друзьям позвонил — глядишь, и наскребли бы по сусекам какую-нибудь непыльную должность. А наша Зглиницкая сама за себя постоит, будь спокоен. Челюстями щелкнет — и нет проблемы.
— Зря ты так, — вздохнул майор. — Ты же ничего не видел. Вчера она отправилась в парикмахерскую, прямо от тетушек, волосы отрезала и перекрасилась.
— Да ну? — издевательски протянул Сахалтуев. — Впервые слышу, чтобы женщина, которая так следит за собой, как мадам Зглиницкая, ходила по каким-то парикмахерским. Ужас!
— Другой человек, — терпеливо втолковывал Николай. — И лицо у нее другое — не светится, не улыбается.
— Злая?
— Если бы. Не знаю какая. Другая. И от этого страшно. С таким лицом можно и на амбразуру прилечь на досуге.
— Где у тебя соль? — спросил Юрка.
— Откуда я знаю? — совершенно искренне возмутился Николай. — Ты же сам куда-то ее и поставил в прошлый раз.
— Мать моя женщина! — завопил капитан. — Ты что, после этого ни разу ничего не готовил?!
— А для кого? — удивился Варчук.
— Ладно, что там дальше было?
— Дальше — интереснее. Ты знаешь, что у нее, оказывается, есть гараж с транспортным средством?
—
— Вот-вот, именно этот вопрос я бы и хотел поставить господину стажеру; я адресок списал, ты пробей на всякий случай.
— Шпиёнка! — постановил Юрка. — Как есть шпиёнка. Все время с ней какие-то сюрпризы, час от часу не легче. Что за средство-то?
— «Веселый пузырек» какой-то, — пожал плечами майор. — Ты же сам его покупал. «Лучшее средство для холостяка, которому изредка приходит в голову помыть посуду!»— передразнил он друга, — Я из него мыльные пузыри пускаю, здоровские такие пузыри получаются.
Юрка осторожно прикрыл шипящую сковороду крышкой, сел на табуретку, как страдающая жена, сложил руки на коленях и внимательно посмотрел на шефа.
— Знаешь, Коленька, — сказал он нечеловечески кротким голосом, — не того человека мы Дурдомом дразнили. Вот ты вполне можешь уволиться со службы по состоянию здоровья. Психического. Какое у нашей Татьяны транспортное средство, спрашиваю? И никому не признавайся, что мыльные пузыри пускаешь, — не поймут, поверь мне на слово.
— А-а, — догадливо протянул Варчук. — А я думаю, что тебе сегодня приспичило меня обличать: соли нет, приправ нет, стирального порошка нет… Интересное у нее средство, Юрка, «Харлей Дэвидсон», навороченный — просто жуть. И вот, представляешь, выходит она из гаража вся в коже, на ногах ботинки эти, типа солдатских. Такое впечатление, что мир рухнул.
— Верю, — озадаченно сказал капитан. — Как если бы английская королева на самокате по Крещатику каталась.
— Вот-вот, — подтвердил Николай.
— А потом что?
— Потом мне пришлось несладко, потому что у меня как-то не оказалось под рукой ни паршивого «харлея», ни захудалой «хонды», ни даже велосипеда.
— Упустил?
— Отчего же. Иногда и нам везет. Парнишка помог, воду какую-то по фирмам развозит. Я его тормознул, показал удостоверение и попросил следовать за мотоциклом. Благо, она не очень разгонялась, скорее прогуливалась.
— И что? — уже с интересом спросил Юрка.
— Парнишке, по-моему, понравилось. А вообще я ничего не понял. Она приехала в парк этот, к Черторою, — ну, ты знаешь, устроилась на берегу, среди песка и коряг, и пила шампанское прямо из горлышка. Сюрреалистическая картина. Потом она села и уехала, а я поковылял на троллейбус, потому что своего добровольного помощника к тому времени уже отпустил. Вот такие пироги. Да, как ты понимаешь, на работу она два дня не ходит.
— Жаль, мы не можем организовать за ней постоянное наблюдение, — вздохнул Сахалтуев. — Беру свои слова обратно, взамен предлагаю яичницу. Ты прав: что-то у нее случилось. Только вот что?