Стеклянный мост
Шрифт:
— Хочешь?..
— Поехали!
— В Харлем?
— По крайней мере прочь отсюда.
В городе он хотел было свернуть на магистраль, ведущую к центру, но она тронула его за плечо и покачала головой.
— Не нужно.
Он повез ее в дюны. В Влумендаал. Они лежали в траве, которую шевелил теплый ветер. Восемь месяцев длился их роман. Ее захватывало напряжение двойной игры, встречи украдкой, и одновременно она не переставала удивляться, как легко ей это давалось, будто и не впервой ей тайная жизнь. После семи лет брака с Рейниром она впала в состояние полного безразличия, от которого не было спасения. Рейнир был бессилен что-либо изменить. Раз сбросив
Она пригладила волосы, попробовала убрать седые пряди, но они не слушались. В зеркале она видела резкие морщины на лице, набухшие веки и темные круги под глазами, а перед ее мысленным взором вставали совсем другие образы. Она никогда не расставалась с ними, зачастую они напоминали о себе в такие минуты, когда она меньше всего думала о прошлом — в машине на пустынной дороге, в суете города или посреди дружеской беседы, в зимних сумерках, когда свет еще не зажигали. Она видела их — то совсем рядом, как наяву, то в недосягаемой дали. В том сне, который возвращался снова и снова, вместо отца она иногда видела Карло: он точно так же шел к ней, разделял их один только ажурный, словно прочерченный острым карандашом мост, но расстояние между ними не уменьшалось.
Присев на край постели, она допила виски. Полотняные шторы слегка колыхались, тусклые отблески уличных фонарей проникали в комнату, наполненную сейчас тем же запахом чернозема и перегноя, какой она ощутила на проселке.
Дождь прекратился, когда она въехала в Авезеел. Не успела она сообразить, что да как, а деревня уже осталась позади, и дорога уперлась в шлагбаум. Она вышла из машины, напряженно вглядываясь в сумеречные поля, за которыми маячили разбросанные хутора, едва различимые среди темной массы деревьев. Лишь после этого она посмотрела на поселок, так режиссер изучает местность, выбирая выигрышный ракурс. Ей были видны очертания домов и церковная колокольня, обозначавшая центр.
Она медленно вернулась в деревню, отыскала площадь и при свете фар заметила компанию картежников за столиком кафе. Без колебаний, как гость, знающий, что его ожидают, она вошла внутрь.
Если вначале Рейнир, вспоминая это имя, просто поддразнивал ее, то потом у него возникла потребность сочинять биографию Марии Роселир. Что он хотел этим показать? В конце концов, он не располагал даже теми сведениями, которые были известны ей. Обычно она не отзывалась на его реплики и никогда не обнаруживала своего раздражения.
— Тебе давно пора съездить туда. Там ты услышишь все, что хочешь услышать, — сказал он как-то раз, когда она сидела над иллюстрациями для очередной серии детских книг. Он стоял в дверном проеме, и она перевела взгляд на окна, на макушки деревьев вдоль набережной Амстела, на бледно-голубое небо.
— Ты же знаешь, Рейнир, у меня работа. Ее надо завершить. Раз уж я взяла заказ.
— А когда ты закончишь, найдутся другие предлоги. Знаю я тебя, так и будешь
Отношения их достигли той стадии, когда люди уже ничем не в состоянии помочь друг другу. Он стал сильно пить, в школе пошли неприятности, она пыталась забыться в своих многочисленных романах, с чем он как будто бы примирился. Она невольно вспоминала о том, как началось их знакомство, о привязанности и почти робких объятиях человека десятью годами старше ее.
— Неужели ты еще здесь, Мария? — изумленно воскликнула Лина Ретти, появившись в доме через неделю после освобождения. — Меня подвезли канадцы. Смотри. — Она поставила на стол коробку, набитую мясными и овощными консервами, яичным порошком, шоколадом, сигаретами, и щедро поделилась со Стеллой. — Как же ты продержалась в такую голодную зиму?
— Да выкрутилась кое-как.
— Что слышно от родителей?
— Я запрашивала о них, но пока сведений нет.
Другого объяснения в тот момент Стелла не могла ей предложить. Ретти ничего не заподозрила. Но, узнав от мефрау Бендере, кто жил на верхнем этаже ее дома, она была потрясена. Мария? Скрывалась? Должно быть, она представила себе, что могло случиться с ней, не подозревавшей об истинном положении дел, если бы Стеллу обнаружили оккупанты. Тем не менее, решив, что во всем этом надо разобраться, она развила бурную деятельность, узнавала что-то в кругу своих клиентов, бегала по инстанциям и наконец в сопровождении старшего лейтенанта явилась на чердак.
— Это Мария, она скрывалась у меня, — гордо сказала она.
Обратившись с запросом в Красный Крест и оставив свой адрес на случай, если ее будут разыскивать, Стелла целыми днями просиживала с открытой дверью в ожидании звонка.
Однажды утром внизу раздались возбужденные голоса: похоже, кого-то искали, но обратились не по адресу.
— Думаю, вы ошиблись! — воскликнула Ретти.
Свесившись через перила, Стелла прислушалась к разговору. Второй голос повторил:
— Мне дали именно этот адрес.
Входная дверь закрылась, и на лестнице зазвучали шаги. Стелла хорошо их знала.
— Кто вам дал его? — спросила Ретти.
— В Красном Кресте. Посмотрите, мне его записали. Все правильно?
— Я такой фамилии не знаю. Наверху живет студентка, но ее зовут Мария Роселир.
— Ну почему ты не сказала ей, как тебя зовут? Теперь можно вернуться к подлинным именам, — упрекнула Стеллу мефрау Бендере, едва поднявшись наверх.
Она устроилась в плетеном кресле и сделала замечание но поводу окон, до сих пор закрытых черной бумагой. Почему бы не снять ее, ведь она больше ни к чему? Лицо у нее стало бледным и одутловатым: вместе с мужем она провела два года в темной и тесной проходной комнатке. Ни разу за все это время они не вышли на улицу.
— Как это случилось? Где?
— В Хилверсюме. Их задержали на улице и немедля увезли.
— Документы у них были не лучшего качества.
— Совсем никудышные. Сколько раз я предупреждала Даниела. А он меня не слушал, и Луиза тоже. Она утверждала, что опасности никакой.
— Другого выбора тогда не было.
Мефрау Бендере уже побывала в доме, где Даниел с Луизой прожили почти год. Там жила другая семья. Из вещей не осталось ничего. Родители Луизы вернулись в свой дом, в Гауду, хотя и там все было разграблено.