Стеклянный принц
Шрифт:
– Совсем не похож. Присмотрись-ка. Тот рыжий, а этот медовый. Тот синеглазый, а у этого глаза, как сарацинская бирюза. И веснушки. Ты видел у старого короля веснушки? – продолжал увещевать светловолосый.
Судя по неизменно закрытой позе темноволосого, уговоры на него не подействовали. И в Ариэле (недостаточно мёртвом внутри) затеплилась надежда. Ему следовало помнить, что: «Чистых побед не бывает. У всего есть цена, и не всегда она очевидна с первого взгляда. Король выбирает, кто из подданных будет платить, и отвечает перед богами и совестью за сделанный выбор».
– Сколько
– Восемнадцать, он бета, и для тебя совсем бесполезен. А вот следующий – двуполый, неопределившийся, но ему пятнадцати ещё нет. Во всём выводке бет-девчушек нет, только парни. Бери этого, я тебе говорю. Видишь, какой он тихий. Значит, умный. Остальные до сих пор воют, один этот молчит. С ним тебе будет легко.
– Он альфа.
– Ну и что. Он хотя бы уже не ребёнок. Сладить с ним тебе будет легче, Фер.
Фер. Люцифер. Ну конечно.
Ариэль на миг закрыл глаза. Перед ним, в нескольких шагах стоял убийца отца, а он ничего с этим не делал. «Король не имеет права принимать решения сердцем, он всегда должен думать головой».
– Вставай, – сказал узурпатор.
Ариэль послушно поднялся. Без обуви, в тонкой рубахе, лишившейся чьими-то стараниями всей шнуровки, и коротких ночных панталонах он выглядел жалко – что не имело значения для мертвеца, напомнил он себе строго.
– Раздевайся.
Не выдержав унижения, Ариэль вскинул взгляд и тотчас пожалел об этом. Узурпатор смотрел на него холодно, его губы презрительно кривились. Казалось, он ждал сопротивления, чтобы насладиться унижением Ариэля в ещё большей мере. Он предвкушал их столкновение, из которого, без сомнений, вышел бы победителем. В его лице читалось столько эмоций, и все чёрные, мерзкие. На человека, способного с достоинством нести корону и бремя разумной и ответственной власти, этот Фер нисколько не походил. Даже его имя больше подходило не человеку, а псу.
– Я могу отказаться? – спросил Ариэль, опуская взгляд на пылающий, будто настоящий огонь, амулет узурпатора.
– Мне выбрать твоего четырнадцатилетнего брата вместо тебя?
– Нет, – спокойно ответил Ариэль. – Я подчинюсь.
Он снял рубашку, что было несложно, лишённая шнуровки, она легко сползла с правого плеча и стекла вниз, на тюфяк, стоило качнуть левой рукой.
– Дальше.
Ариэль снял и штаны. Расстегнул единственную пуговицу, и они сами упали – скользнули по гладким ногам. Упали, закрыв ступни от сквозняка, и Ариэль прилип к ним взглядом. В обычной ситуации его лицо бы горело, но мертвецы не краснеют и не испытывают стыда.
– Он альфа, – ещё раз повторил этот ублюдок.
– Я же тебе говорил. – Светловолосый весельчак больше не веселился. – Какая разница, альфа или омега, он двуполый, ты можешь заключить с ним брак. И все лающие шавки заткнутся, настанет тишь да благодать. Хороший план, Фер. Чем ты ещё недоволен?
Ариэль не позволил себе даже сжать кулаки. Безжалостные ублюдки, сейчас он ничего не мог им противопоставить. А вот став крон-принцем, вращаясь при дворе, общаясь с придворными, всегда и при всех правителях ищущими своей выгоды, – другое дело.
– Мне нужно подумать, – судя по тону, открывающимся перспективам узурпатор не радовался.
– Да что тут думать! – воскликнул его приятель, и, споря, они ушли.
Ариэль остался один в продуваемой всеми ветрами башне, с самым лучшим в королевстве видом на город из узких бойниц-окон, с воскресшими надеждами выжить и победить, с взлелеиваемой каждый день и каждую ночь ненавистью к узурпатору, с тоской по братьям и отцу, с мечтами о мести, питающими его дрожащее от холода тело куда сытней, чем чёрствый хлеб и простая вода.
Когда на восьмой день за ним пришли, за мертвенной невозмутимостью Ариэль прятал торжествующий оскал. Не было человека на всём белом свете, которого он был бы способен возненавидеть больше, чем ненавидел проклятого Фера.
Глава 2. Да здравствует король Люцифер
Ариэлю не потребовалось много времени, чтобы осознать – он ещё будет тосковать по темнице.
Путь от башни у главной рыночной площади до королевского замка, от ворот для челяди и скота до королевских покоев он проделал пешком в том же виде, в котором проснулся более недели назад: в ночных одеждах, непристойных для появления на людях, и с волосами, забывшими о расчёске. Он шагал босиком прямо по грязи, лужам, экскрементам и острым камням. За неделю на хлебе и воде он, и так стройный, отощал, и панталоны теперь болтались на бёдрах. Опасаясь позора, он удерживал их руками, скрученными за спиной запястье к запястью. Рубашка без шнуровки, которую он завязал на животе на манер моряков, не удержалась и сползла с левого плеча аж до локтя, и каждый мог видеть знак королевского рода у него на груди, рядом с сердцем – лилию, символ благородства, чистоты и целомудрия, известный каждому в королевстве, изображаемый на монетах и флагах.
Толпы людей, их взгляды, полные любопытства, шепотки, ехидные комментарии и простецкие оскорбления, злорадный хохот, всеобщие презрение и неприязнь сопровождали весь его путь, как и дюжина воинов в кожаных одеждах и мехах. Процессия со стороны выглядела нелепо, в чём-то хохочущий люд Ариэль понимал: он, полуголый босяк, словно только что поднятый с постели или с той же целью раздетый, да ещё и связанный – и против него двенадцать мощных молодых мужчин, вооружённых до зубов, с кинжалами и мечами. Командовал всеми идущий впереди маг, обвешанный амулетами и свитками заклинаний. Не поспоришь, маленькая армия против него одного, беззащитного, выглядела смешно. Но смеялись люди не поэтому.
Они глумились над ним, его несчастьем, унижением, разбитыми мечтами и почившим отцом. Припоминали ему богатство, праздную жизнь и происхождение. Проклинали за их сгорбленные спины и натруженные руки, за оставшихся на полях многочисленных битв сыновей, братьев, мужей и отцов, за вырванные последние медяки сборщиками налогов и податей, за отобранную твёрдой рукой прежнюю вольницу и наведённый порядок на улицах городов, оплаченный строгим судом, тюрьмами, каторгами, публичными казнями.
В толпе кричали: