Стеклянный страж
Шрифт:
– А где мой сын? Я привез ему водяной пистолет! – произнес папа-Буслаев.
– Ты вообще в курсе, сколько лет твоему сыну? – осторожно спросила Зозо.
У Игоря Буслаева с обидой дернулась щека.
– Как ты могла усомниться? Есть вещи, которые не забываются! – сказал он с нажимом.
Точной цифры, однако, называть не стал и ограничился рассуждением о том, что мальчик с воображением способен играть с водяным пистолетом намного дольше мальчика без воображения.
«Она не писала, что произойдет нечто хорошее! Она писала
– Слушай, ты мог хотя бы позвонить? – спросил Хаврон угрюмо.
– Мужчина, приходящий домой к жене и сыну, не обязан никому об этом докладывать! – парировал Игорь Буслаев, по одной ловко забрасывая в коридор коробки и коробками постепенно отодвигая Эдю в глубь комнаты.
– И надолго ты пришел к жене и сыну?
– Навсегда! И жить буду тут! – решительно сказал Буслаев-старший, голосом пресекая все попытки Эди встрять.
– А твоя квартира?
В ответ Игорь Буслаев разразился длинной и сложной тирадой, смысл которой ускользнул как от Зозо, так и от более опытного Эди. Однако у обоих возникло стойкое ощущение, что Игорь Буслаев в очередной раз докомбинировался.
– Ну это уже твои проблемы! Ты бросил нас пятнадцать лет назад! Потерянных годов не вернешь и не отмотаешь! – сказала Зозо.
Как многие мягкие женщины, она черпала убежденность не из самой убежденности, а от случайно выскакивающих у нее слов. То есть когда Зозо говорила «не вернешь» – верила, что «не вернешь». А когда говорила «время не властно» – верила, что «не властно».
Отец Мефа, как опытный алиментщик, знал эту закономерность. Если позволить сейчас жене жалеть себя, то через пару минут она окончательно убедит себя, что не рада его видеть, и он загремит в окошко со всеми своими коробками.
– Зоечка, солнышко! Поставь, пожалуйста, цветы в воду, а вино в холодильник! – распорядился он.
– Нет!
– Что нет?
– Уходи!
– И куда мне уходить? – без всякой обиды уточнил Игорь Буслаев.
– Куда хочешь! Туда, откуда ты пришел! – заявила Зозо.
Отец Мефа сел на чемодан и вытянул ноги.
– Мне некуда идти! Я четыре дня жил у друга в гараже, но ночью там дико холодно, а запираться можно только снаружи. А это, согласись, тупо! Сидеть утром, мерзнуть и ждать, пока тебя отопрут! Не гони меня, пожалуйста!.. Я тебя прошу! Зоечка!
Голос его дрогнул и смазался. Сквозь обычное пижонство проглянуло что-то человеческое, жалобное, настоящее. Нечто такое, что заставило сердце Зозо дрогнуть забытой нежностью. Сердце Эди просекло это и злобно нахмурилось, мускулисто поигрывая желудочками, аортами и предсердиями.
«Засунуть бы эту Трехдюймовочку в миксер и нажать на кнопку!» – подумал он.
– Только учти – всего на два-три дня! – сдалась Зозо.
– Да-да, как скажешь, – поспешно закивал папа-Буслаев.
– Даже не на два-три, а на один! Завтра
Бывший муж был не дурак и согласился и на один. Надо брать, что дают, а потом постепенно просить прибавки. Последние годы у него все шло вкривь и вкось. Божок финансовых махинаций Гермес крутил пальцем у виска, едва папа-Буслаев показывался на горизонте. Богиня же любви Афродита путала его с ковриком для ног. До сознания заигравшегося папы мало-помалу начинала доходить простая истина, что всякая дорожка удовольствий ведет туда же, куда и дорожка быстрых обогащений – а именно на помойку.
– Может, ты хотя бы разуешься? – нервно спросила Зозо.
Папа-Буслаев моментально согласился хотя бы разуться.
На новом месте он обживался как пес – быстро и деловито. Покрутился, траву лапкой примял, лег – вот и ночлег. «Мой дом там, где стоят мои ноги!» – такой всегда была жизненная философия Игоря Буслаева.
Рассовав по углам коробки, папа Мефа занял боевую позицию у зеркала. Расческой он действовал очень сложно – вначале вверх, потом чуть вбок, а затем еще немного распушал волосы, вследствие чего его лысина становилась только более очевидной.
Зрение у людей так устроено, что они замечают прежде всего то, что от них скрывают. Если перед ними промаршируют сорок лысых – они даже бровью не поведут. Но если у сорок первого будет зачесанная волосинка, то это все: конец и гибель.
– У вас тут тесновато! Куда ни пойдешь – всюду люди, люди! – пожаловался он капризно.
– Иди в свой просторный гараж! – мгновенно нашлась Зозо.
Тут уже крыть было нечем. Папа-Буслаев умолк, но ненадолго.
– Надо нам Эдуарда женить! Тогда он уйдет жить к жене. Здоровенный мужчина, а все у сестры под крылышком! Стыд и позор! – ляпнул он.
Последнее вышло у него убедительно и веско, слившись в целостный и единый «стыдЫпозор».
Эдя вспомнил, что под кроватью у него лежит бейсбольная бита. Возможно, немного запыленная, но на ее боевых качествах это вряд ли сказалось.
– Женить?! Не наигрался еще? Для тебя это ключевое слово в жизни! – сказал он мстительно.
Игорь Буслаев самодовольно зарумянился. Он находился уже в том состоянии внутреннего пленения, когда с недостатками больше не борешься, а гордишься ими.
– Ничего, Эдуард! Выше нос! Мы тебе кого-нибудь найдем! – пообещал он, похлопав Эдю по бицепсу.
Бицепс был здоровенный, злобно напрягшийся под его рукой, и родителю Мефа стало тревожно.
– Грыжа – друг культуриста? – пошутил он и поспешно отошел.
– А и искать не надо! Эдя, женись на Алине! У нее трешка внутри Садового кольца! – легкомысленно предложила Зозо, недавно познакомившая его с одной из своих подруг.
Эдя передернулся.
– О, нет! Ни за что! Хоть бы у нее был особняк на Красной площади! Это не женщина – а картинка в атласе самообмана!