Стена между нами
Шрифт:
Бред видений поглощает мысли, стирает пространство и направления. Мне жарко, но совсем не больно. Пытаюсь проснуться, вырваться из тяжелой пелены сонного дурмана. Дрянная настойка. С усилием приподнимаю веки, по глазам бьёт нестерпимый свет.
Жарко, душно, хочется пить. Я вновь соскальзываю в полубред.
В реальность меня возвращает прохладное прикосновение. Кто-то трогает мой лоб холодной рукой, даря миг живительной прохлады.
— …почему не доложили?! — сердитый полурык. Голос узнать сложно, но вибрирующие интонации пробирают до дрожи. —
Потом я чувствую, как тяжелое одеяло откидывается в сторону, кто-то поднимает меня на руки, несет, осторожно погружает в прохладную воду. С трудом открываю глаза, но сквозь пелену не могу разобрать ничего, кроме сияния бездонных синих глаз. Мысленно улыбаюсь: все верно, где сжигающее пламя, там и ардере.
— Держись, — шепот касается пылающих щек, дыхание скользит по волосам легким бризом. И потом в сторону: — Почему не проконтролировали? Кто приставлен к госпоже? Найдите служанку!
Топот ног, голоса, шум, забытье. Иногда мне кажется, что я слышу разговоры, но суть слов ускользает. Реальность смазывается и стекает расплавленным воском, обнажая скелет волнений и надежд.
«Я разрушу тебя, разрушу… верну мир своему народу…» — шепчу беззвучно.
Я снова у кого-то на руках. Кто-то трогает мои руки, шею, кажется, считает пульс.
— Я же велел госпоже принять согревающую ванну. Вы делали ей растирания?
— Она отказалась наотрез, выгнала. Господин, я не виновата…
— Ох, дурочка! Кыш отсюда!
Тяжелые шаги, снова холодное прикосновение ко лбу. Праматерь, как же хорошо! Только не забирай руку, не забирай! У меня хватает сил поймать чужую ладонь и прошептать:
— Оставь так… так легче.
Чувствую, как чужие пальцы вздрагивают — и мир начинает бешено вращаться.
— Справишься. Не бойся. Я буду рядом, пока это необходимо.
И снова тишина, но на этот раз не алая, заполненная духотой и вспышками, а прохладная, спокойная.
Мне становится лучше на следующее утро. За окном едва сереет рассвет, тени скрывают большую часть комнаты. Поворачиваю голову, с трудом выбираюсь из-под промокшего одеяла. И вдруг замечаю в кресле рядом постороннего.
Лили, моя служанка. Она вздрагивает и просыпается, тут же подскакивает и укладывает меня обратно.
— Госпожа, вам рано вставать. Вы еще слишком слабы!
— Что со мной?
— Лихорадка. Вас огнем сжигало, но обошлось! Я даже боялась, что не выкарабкаетесь. Ночью совсем плохо было, а утром уже встать хотите!
— Покрывало мокрое.
— Мигом перестелю. И передам, что вы очнулись.
— Стой, погоди. Слишком рано еще, пусть все спят. Просто помоги мне, не надо никого тревожить!
— Ох, госпожа. Простите, это мой долг. Если узнают, что я не сообщила, меня точно выгонят из дворца.
— Вряд ли у лекаря есть на это право.
Служанка смущается, поясняет с запинкой.
— Я обязана доложить владыке.
Вот как? Удивление прорывается даже сквозь слабость.
— Ему-то какое до меня дело?
— Вам лучше знать, госпожа, — девушка упорно смотрит в пол, словно перед ней не бледное взлохмаченное существо едва ли на пять лет старше, а сама Праматерь. — Вот только владыка просидел у вашего ложа до глубокой ночи. Вы держали его руку, шептали что-то. Потом жар спал, вы уснули, и владыка тоже ушел отдыхать, но велел дать знать, как только вы придете в себя.
Закрываю глаза, откидываюсь на подушку. Вот, значит, как. Что ж, по крайней мере, я жива и вроде бы даже на шаг ближе к цели. Самый драгоценный враг, похоже, заметил меня. И уж теперь наверняка запомнил. Вот только захочет ли продолжать общение со слабейшей? Бездна! Сжимаю покрывало изо всех сил. Победа это или поражение?
Служанка тем временем торопливо выходит из комнаты, возвращается с плотным шерстяным покрывалом и новой рубашкой. Помогает мне переодеться, перестилает постель и уносит влажные вещи. Я остаюсь ждать, надеясь, что прийдет Дорнан.
Перебираю мысленно варианты нашего будущего разговора. Стараюсь сообразить, стоит ли мне быть мягче, слабее и женственнее или наоборот благодарить за помощь сдержанно и холодно, как принято у благородных дам. С удивлением понимаю, что с нетерпением жду встречи. Прислушиваюсь к шорохам за дверьми, стараюсь различить шаги.
На мгновение застываю в испуге: что, если в бреду я сказала лишнего? Проговорилась. Эта мысль стирает радость, но почти сразу приходит понимание, что не стал бы алти-ардере сидеть у моей постели, если бы заподозрил меня в двуличии. Нет, точно не стал бы.
В коридоре раздаются голоса. Несколько мужчин переговариваются, стучат копья, упертые в мрамор пола. Двери медленно открываются, я невольно вздрагиваю.
Но это всего лишь лекарь. Заспанный, в помятой одежде. Он осматривает меня, слушает легкие, сердце, проверяет горло и лишь после этого, удовлетворенный, выдает вердикт:
— Опасность миновала. Я распорядился никого к вам не пускать, чтобы не лечить потом лишних больных, но похоже, что это просто лихорадка из-за волнения и холода. Вам повезло, госпожа, через день будете на ногах. Впредь не советую пренебрегать моими указаниями. Поверьте, климат тут суров, переменчив, вам, южанам, нужно от года до трех, чтобы полностью к нему адаптироваться. Стена хранит вас от пронизывающих северных ветров, да и не только от них, если подумать. В общем, первые месяцы стоит быть аккуратнее.
— Стена хранит нас? — скрыть сарказм не удается. — Мне кажется, она отрезала нас от плодородных земель и полноводных рек.
— Вам кажется, — равнодушно отбивает мой выпад лекарь. — Впрочем, всему свое время, узнаете постепенно.
Он закрывает свою сумку и встаёт.
— День в постели, если жара больше не будет, завтра позволю прогулки. Лили будет делать вам отвары, пейте всё без возражений.
Киваю. Спорить с лекарем и превращать его в противника недальновидно.
— Скажите, а владыка… он был тут, верно?