Стена между нами
Шрифт:
До заката еще несколько часов, есть время прогуляться. Иду неторопливо, рассматривая каждую открытую комнату. По всей видимости, тишина царит только в крыле, отведенном избранным. Оставшаяся часть дворца похожа на сильно разросшееся здание ратуши или громадный постоялый двор. Мне навстречу то и дело попадаются одетые в одинаковую форму слуги, какие-то люди, ардере и байниан-ардере, занятые разговорами. Кое-кто оборачиваются мне вслед, но большинство заняты своими делами.
Один раз мне приходится вжаться в стену, чтобы не оказаться сбитой с ног стайкой разыгравшейся ребятни. Мальчишки и
Когда солнце опускается к горизонту, я выхожу во двор. Еще немного рано, но, наверное, это к лучшему: есть время обратиться к Праматери.
Храм встречает меня торжественной тишиной, запахом воска и мёда, мерцанием свечей на тянущихся вдоль стен железных подсвечниках. Совсем как дома, за тем исключением, что тут всё роскошнее, величественнее и просторнее. Наверное, вздумай десяток ардере принять под сводами свое истинное обличие, они бы не зацепили крыльями ни колонны, ни стены.
В центре зала тянутся длинные ряды сидений, стены покрыты росписями. Подхожу ближе, всматриваюсь внимательнее. Я знаю эти сюжеты: создание мира, сошествие огня, передача искусства письменности, первое путешествие по бескрайним волнам океана. Корабль безумного храбреца тогда потерялся в шторме и вернулся лишь потому, что одна бесстрашная дева пожертвовала подаренную Праматерью искру и зажгла сигнальный огонь, потушить который было не под силу ни дождям, ни ураганам.
Но есть одно важное отличие, делающее все эти росписи незнакомыми. Почти на каждом изображении вместо человека — ардере. Иногда в истинном обличье, иногда в более привычной нам форме, но черты лиц острее, резче, словно в них больше звериного, чем людского. Для меня это выглядит слишком странно.
Впрочем, неведомый художник солгал не только в этом. Истинные ардере на этих фресках тоже сильно отличаются от настоящих. Они изящны, грациозны, многие нарисованы белой или бледно-голубой краской, словно тела их выточены из прозрачного льда.
Отворачиваюсь от лживых картин, бросаю взгляд на алтарь. С губ срывается невольный вздох восхищения. Там, в самом центре, замерли два изваяния. Белый мрамор, освещенный закатными лучами, изумительным образом подчеркивает великолепие фигур.
Праматерь в образе получеловека-полуардере. Волосы вьются на ветру, легкое короткое платье совсем не скрывает стройного девичьего тела. Ткань неуловимо перетекает в языки огня, широкие рукава одеяния — в распахнутые крылья. Лицо Праматери устремлено к небу, на губах — счастливая улыбка.
На шаг позади замер Праотец. В его фигуре человеческие черты угадываются еще меньше, пожалуй, лишь гордо вскинутая голова и широкие обнаженные плечи роднят его с нами, во всем остальном он покрытый чешуёй дракон. От него веет древней мощью, силой, спокойствием. Левая рука его покоится на плече Праматери, правая — удерживает сгусток пламени, широкими витками охватывающий фигуру от груди и ниже.
Кем бы ни были эти древние боги в понимании ардере, они всё равно останутся моими покровителями, потому я склоняю голову перед ними.
— Удивительно прекрасные изваяния. Мастер, вдохнувший в бездушный камень столько жизни, без сомнения, был отмечен их милостью. Отрадно видеть, что и ты признаешь их своими богами.
Оборачиваюсь. За спиной стоит служитель храма, одетый в белое. Ардере, немолодой даже по меркам этого долгоживущего народа, но и стариком его назвать язык бы не повернулся. На груди — тяжелая золотая цепь с подвеской, усыпанной блестящими камнями, белесые, будто тронутые инеем волосы заплетены в косы и украшены драгоценными бусинами и зажимами. Правая рука обнажена до локтя, по коже от запястья вверх тянутся угловатые руны чужого языка.
Лхасси, Видящий.
Один из тех, кто потребовал прислать меня на эту сторону Стены.
За его спиной замечаю еще нескольких служителей. Каждый из них вроде бы занят своим делом и не приближается к нам, но удивительное чувство спокойствия и одиночества неизбежно рушится.
— Боюсь, вы ошиблись на мой счет, — отвечаю твердо. — Я никогда не склоню голову перед лживыми богами, лишь перед истинной сутью Прародителей.
— Пусть так, — лхасси и не думает обижаться на мои слова. — Однако ты сейчас перед их ликом, а значит, на тебе тень их милости и покровительства, как и на всяком ардере. Ты уже видела фрески?
— Да.
— И что думаешь о них?
— Они… непривычны.
— Какое удивительно точное слово, — незнакомец, кажется, сам с удовольствием рассматривает яркие росписи, — для нас они тоже выглядят странно. Слишком давно было построено это святилище, слишком многое изменилось с тех пор. То, что тут изображено, живет лишь в наших воспоминаниях.
— Когда это было?
— Вскоре после создания Стены. Нынешний храм, — он обвел окружающее пространство рукой, — возведен на руинах другого, гораздо более старого. Художник, расписавший стены, лишь повторил картины, созданные другим несущим пламя еще при жизни богов.
Не может такого быть. Ардере явились, после того как Прародители отправились в странствие. Эти слова повторяют киссаэры, добавляя, что таково наше наказание за ослабевшую веру. Именно мы, люди, виновны в том, что Праматерь и Праотец сбились с пути. Если бы наши сердца были чисты, если бы огонь веры согревал наши души, как в древности, боги явились бы обратно, как заблудившийся в море путник к зажженному маяку.
Делаю вдох, чтобы возразить, но обрываю себя, не начав. Повторяю про себя наставления киссаэра: нет смысла спорить с теми, кто одержим и верит в собственную ложь.
— Как тебя зовут? — меняет тему лхасси, подходя ближе и опускаясь на одну из лавок. — Никогда не видел тебя здесь прежде.
— Пока никак. Но если вы о том имени, что дали мне родители, — он кивает, — то Лиан.
— Лиан, — эхом повторяет он, — это очень интересно. На нашем языке это созвучно словам «факел» и «луна». Есть еще третье значение, почти забытое: «тайно сбежать».
Вместо ответа пожимаю плечами. Мне всё равно, что оно значит на языке ардере.
— О, не обижайся, дитя. Я вовсе не хотел тебя оскорбить.