Стена
Шрифт:
Хью всмотрелся в клубившийся дым. Начало проясняться, но видимость по-прежнему оставалась плохой.
Совсем рядом? Да ведь они понятия не имели, в каком именно месте стены находятся.
Снова заговорил начальник, но Огастин перебил его:
— Это на меня не распространяется. И это мое решение. Я и буду отвечать.
Руководитель спасателей продолжал говорить. Огастин еще сильнее прижал приемник к уху.
— Ответ отрицательный, — сказал он. — Мы не уйдем вниз. Мы почти дошли. Скажите им, чтобы не сомневались. И пусть остаются на месте. Держите их наготове. Нам нужно, чтобы, когда наступит время, они сразу смогли начать действовать.
Невидимый собеседник попытался сказать
— Ну и о чем шла речь? — спросил Хью.
— Наши парни спустились, — сообщил Огастин. — Рейнджеры нашли их на дороге. Они также обшарили весь участок у подножия. Ни одного тела там нет. Я и сказал, что все ясно. Во время пожара Анди смогла забраться вверх по веревке. Она укрылась в Глазу. Она жива.
Может, да, а может, и нет, подумал Хью.
— Они хотят, чтобы мы спустились, я правильно понял?
— Тоже мне, шофера с заднего сиденья! Они никак не очухаются после пожара. Никакие они не рейнджеры.
— А кто же они такие?
— Копы, вот кто. Только и умеют, что указывать, что ты должен делать.
Сложившаяся ситуация не нравилась Хью. Традиционный подход предусматривал обязательное обсуждение различных вариантов действий, в число которых непременно входило и отступление. Но в непрерывных бросках Огастина на стену не было ничего традиционного. Он хотел во что бы то ни стало сломить оборону Стены троянок, и Хью знал это еще в тот момент, когда согласился отправиться сюда, покинув знакомую, безопасную Анасази.
Огастин молча смотрел на него. Он не мог добраться туда в одиночку и отлично понимал это. Хью рассматривал завесу, прятавшую от них загадочную страну, и тоже молчал, сознательно решив немного помучить напарника.
— Ладно, ведите, — нарушил он затянувшееся молчание.
Они пойдут дальше.
— Если честно, — сказал, немного помявшись, Огастин, — вы, пожалуй, лучше меня понимаете стену.
Хью заставил себя сохранить бесстрастное выражение лица. Хотя эту реплику можно было с полным правом назвать моментом истины. Огастин согласился подчиниться. Он признал, что восхождение оказалось для него не по силам и что ему требовалось больше помощи, чем он рассчитывал. Прикоснувшись к «куриным головам», Огастин понял, что сам не сумел бы сделать того, на что оказался способен хладнокровный Хью. И теперь он хотел использовать Хью вместо ружья-линемета — чтобы напарник затащил его наверх. Накануне он точно так же воспользовался юным Джо.
Это выходило за рамки намерений Хью. Он пошел с этим парнем, чтобы стать его помощником, а не сыграть роль Бога. Он соглашался быть пассажиром, а не капитаном. В конце концов, это Огастин пытался противоборствовать своей карме, а вовсе не он. И все же он шел все дальше и дальше на звук песни сирены, заманивавшей его мечтами и едва уловимым шепотом.
В последние часы он начал не на шутку сомневаться в том, что его выход в лесу прямо к месту гибели девушки был случайным ничуть не в большей степени, чем пожар, устроенный Джошуа. Он много думал обо всем этом. В цепочку событий снизалось столько совпадений, что называть все это случайностью уже язык не поворачивался. Возможно, что-то воздвигалось на дороге Льюиса, а может быть, бедствия преследовали Огастина. Конечно, Хью не верил в это так уж безоговорочно. И все же с этим восхождением была связана какая-то большая тайна. Чем выше он забирался, тем плотнее спутывались и пересекались траектории событий. Пока что он не мог усмотреть в этой путанице никакого цельного узора и не видел точки, в которой должны были сойтись все траектории. Возможность разобраться в этом могла появиться лишь в том случае, если он продолжит восхождение.
Хью взял у Огастина опояску со снаряжением.
— Ладно, — сказал он. — До поры до времени.
Он включился в гонку, хотя она была уже совсем не той, в которой он стартовал. И Огастин уже не вел в одиночку свое соревнование с Эль-Кэпом. С этой ерундой было покончено. Глаз Циклопа и холодный безмолвный лагерь — где бы он ни находился — представляли собой лишь достопримечательности пути.
С этой минуты Хью был обречен пройти дорогу до конца. Именно ему предстояло найти выход из пропасти. Если он сможет это сделать и добраться до вершины, то дым расступится, откроется дно долины и он, конечно же, сможет прочитать на нем свою судьбу.
20
На протяжении следующего подъема тонкий слой сажи осыпался, словно хлопья застывшего жира. Подошвы его скальных тапочек просто-напросто не находили опоры на скале. Весь вес тела приходился на натруженные руки. И снова ему пришлось пройти всю длину веревки, прежде чем удалось обнаружить на стене место для закрепления якоря.
Пока Огастин пил и налаживал страховку, Хью вытащил мешок. Потом он вынул блокнот и добавил на свою карту еще одну линию. На соседней странице он написал: «160, 5.10, без болтов, только закладки, (1–2»), НВ". По странице бежали четкие линии, проведенные шариковой ручкой к нескольким точкам, разбежавшимся в разные стороны, как в мультфильме, черточкам обманных трещин, другим линиям и разным иероглифам. «Много т. крючьев и закладок, клювы» — гласила одна подпись, а в другом месте было написано: «Веревку зажимает!» и «Безголовый крюк».
Для альпиниста каждая пометка была исполнена глубокого смысла, и потому Хью вел свои записи чрезвычайно скрупулезно — хотя и сам понимал, что данная карта в определенном смысле представляла собой нечто невразумительное. У нее не было начала и не будет конца, поскольку они вошли на Стену троянок неизвестно где и их восхождению предстояло закончиться, когда они доберутся до женщин. По сути, этот набросок, оторванный и от земли, и от вершины, нельзя было даже назвать картой.
Он ощущал чрезвычайно неприятную неуверенность в собственном местонахождении. Умение ориентироваться стало для него неотъемлемым качеством еще с тех пор, когда он совсем молодым вел сейсморазведку нефти в устье Луизианы. Он всегда знал свое местонахождение — чем дальше от жилья, тем точнее. В глубине пустыни или среди безымянных гор он прослеживал свое движение с такой тщательностью, что можно было подумать: он собирается описать все пройденные им маршруты в автобиографии. Но троянки увели его от всех реперных точек. И потому набросанный фрагмент карты потерял смысл. У него разболелась голова.
Из дыма возник Огастин.
— Поднимемся еще на одну веревку, — сказал Хью. — А потом остановимся на ночь.
— Не может быть, чтобы до верха оставалось больше одной веревки, — с энтузиазмом заверил его Огастин.
Но и оттуда они не смогли разглядеть Глаз сквозь совсем уже побуревший смог.
— Еще один подъем, — предложил Огастин.
— Нет. Мы устали. Будем устраиваться на ночь.
— Но вот же он, совсем рядом.
— Вы указываете куда-то в дым. Может быть, там вовсе ничего нет.
Огастин ткнул пальцем по раскрытой записной книжке Хью. На странице осталось пятнышко крови.
— Посмотрите сами: мы ушли очень далеко.
— Вопрос не в том, насколько далеко мы ушли, а в том, сколько еще осталось и в каком состоянии мы туда придем.
— Мы идем верно. Они тоже прошли здесь. Вот следы магнезии.
— Я никогда не лезу в темноте по таким местам, которые не могу рассмотреть днем.
— Вы же сами только что сказали, что все равно наверху ничего не видно.