Стена
Шрифт:
— Луиза, зайчик мой, ты, наверное, забыла, — ещё более добро, почти как родной дедушка, произнёс барон. — Мы на войне, золотце. На войне. И ты, и я, и друзья твои, и даже тот стражник, что тебя поймал. Мы на войне. И выхода у нас тут только два: либо победить, либо умереть.
— Но я не могу-у-у-у, — протяжно взвыла графская дочка, выпуская из глаз очередную волну слёз.
— Я знаю, что не можешь, — почти перейдя на шёпот, продолжил барон. — Знаю, что не можешь. Но у тебя нет выбора. И у меня нет. И у твоих товарищей тоже.
Девушка, судорожно дрожа всем телом, кивнула.
— Это хорошо, что понимаешь, — печально произнёс барон, поднимаясь во весь рост. — Это хорошо…
И вдруг в голос рявкнул:
— Луиза Торийская, дочь графа Торийского и ученица Ордена магов! За попытку дезертирства в боевой обстановке, за предательство королевства и своих товарищей, за малодушие и трусость перед лицом противника, я, властью данной мне королём, приговариваю тебя к смертной казни через повешение. Приговор привести в исполнение незамедлительно.
И с этими словами бросил верёвку, которую только недавно достал из рюкзака, одному из своих охранников.
Вопль Луизы нельзя было описать словами. Больше всего это было похоже на крик самки, у которой на глазах озверевший от крови хищник пожирает её же детёнышей, отнимая самое дорогое. Барон для Луизы был как раз тем самым хищником, покусившимся на самое драгоценное.
На её жизнь.
Площадь разом оживилась от возмущённых криков магов.
— Барон!..
— Нет, вы не посмеете!..
— Нельзя, ваше благородие, вы не можете!..
— Нет, Боги, нет!..
Стражники, ещё недавно державшие Луизу, вихрем метнулись к озверевшим ученикам, оттесняя их древками копий, не давая подойти к месту казни, на котором бородатый солдат уже связывал петлю.
Барон же, не обращая никакого внимания на протестующий вой, спокойным шагом удалился внутрь ратуши.
И только Линд ничего не кричал. Он стоял молча, вместе со всеми, шаг за шагом отступая под грубым напором стражников. Сын герцога лишь с немой яростью сжимал кулаки, глядя на захлопнувшуюся за бароном дверь.
***
— Прежде чем открывать рот, — произнёс барон, стоящий спиной к Линду, — лучше ещё раз обдумай всё, что ты собираешься сказать.
Командующий, успевший к этому времени уже надеть свой излюбленный красно-чёрный кафтан с чёрной лентой через плечо и нацепить на пояс ножны с мечом, никак не отреагировал на появление в своём кабинете возмущённого Линда. Не отрываясь от ночного широкого окна, он смотрел на площадь перед ратушей, где на ветру болтался едва видимый, но уже совсем остывший труп Луизы.
Линда, который к этому времени тоже успел привести себя в порядок и переодеться в фирменную кожаную мантию мага, это замечание несколько охладило. Однако сбить с толку сына герцога у барона не получилось. Он выскажет ему в лицо всё то, что о нём думает. И будь, что будет.
— Барон, хочу вам прямо заявить — вы тварь, — начал Линд. — Вы настоящий садист и тиран. Я уверен, что все ваши действия направлены лишь на одно — на компенсацию прошлых обид и неудач. Вы многое натерпелись в жизни, я понимаю, и вместо милосердия к страдающим, вы хотите лишь усугубить их несчастья. Хотите причинить такую же, если не большую боль, которую испытали когда-то сами. Я всё сказал, делайте что хотите.
На секунду зажмурившись, Линд ожидал любого исхода. Конечно, ему виделась только бешеная вспышка ярости, результатом которой вполне мог быть его хладный труп, распростёртый на мягком ковре баронского кабинета.
Однако реальность не оправдала его ожиданий.
— Значит, я тварь, — спокойно произнёс барон, дождавшись, когда Линд приоткроет один глаз. — Ну, хорошо.
И неожиданно приветливо махнув рукой, предложил:
— Садись. Поговорим.
Изумлённо скосив глазами по сторонам, Линд принял приглашение и на дрожащих ногах подошёл к гостевому стулу. Барон же со всеми удобствами развалился в хозяйском кресле, прямо напротив испуганного мага.
— Скажи мне, Линд, — начал барон, — как хорошо ты знаком с историей прошлой войны с Империей? А точнее, с историей прошлой битвы под Гетенборгом?
— Достаточно хорошо, — безуспешно стараясь сохранить в голосе остаток злых нот, ответил Линд.
— «Достаточно хорошо» — это как? — не унимался барон. — Из «Баллады о клинках»?
Линду ничего не оставалось, кроме как пристыженно кивнуть. Злость окончательно выветрилась из него холодным ветром спокойного тона барона, и теперь он прикладывал все усилия, чтобы не дрожать от страха слишком явно.
Ярость предсказуема, так считал сын герцога. А вот спокойствие невозможно предугадать.
— Не знал, что молодые люди теперь учат историю по трактирным песням, — произнёс барон, откидываясь на спинку кресла. — Ну, хорошо. Процитируй мне ту же «Балладу…». Что там говорится обо мне?
Линд, прокашлявшись, пропел. Голос у него поставлен был отлично и, не смотря на волнение, молодой маг прекрасно справился со своей задачей. В конце концов, у какого нормального герцога нет денег на учителя пения для своего единственного сына?
«…Как при лесном пожаре, под стягом двух орлов
Пылая он прошёл. С негодованьем
За ним струились с рёвом и гуденьем
Полки все наши, после себя лишь оставляя
Пламя и поленья…»
— Неплохо, неплохо, — похвалил барон исполнение. — Учителя у тебя были отличные. Но сама песня дрянь редкостная. Знаешь, почему?
Линд, слегка застеснявшийся своего выступления и потупивший глаза в пол, вдруг резко поднял взгляд прямо на барона и неожиданно для себя самого сказал: