Стены воздуха
Шрифт:
– Я предупреждала, что отряд должен быть больше.
"Если бы Алвир был колдуном, - подумала Джил, - аббатиса Гея не миновала бы жестокой расправы".
Какой-то толстяк в зеленом бархате выступил из свиты Алвира и неловко прокашлялся.
– Милорд, могут ли Дарки уничтожить этого жалкого выскочку и негодяя?
Джованнин сухо ответила.
– У аббата Пенамбры достанет ума и сил, чтобы предотвратить даже это.
Купец поиграл горностаевыми хвостами, что украшали его дублет.
– Тогда мы сами расправимся с ним.
– Этому не бывать.
Резкость неожиданно
– Это друзья, а не враги, Бендл Стуфт, и мы дадим им приют в Убежище. Буду рада, если вы намотаете это себе на ус.
Даже у Алвира не нашлось слов для ответа.
Сразу же начались совещания и переговоры. Прежнюю систему распределения продовольствия, личный обмен, субсидии и беспорядочную благотворительность надо было заменить чем-то более разумным, и Джованнин билась изо всех сил против предложения о генеральной инвентаризации провизии в Убежище.
Но в тот же день снаружи жители города построили хранилища и перевезли туда часть продуктов. Это была изнурительная, но необходимая работа для тех, кто заступал в дозор каждую ночь.
Джил знала: что бы Алвир ни говорил теперь на переговорах, Майо и жителей Пенамбры примут в Убежище. "Так и должно быть", - подумала она, распрямляя плечи. Она всегда считала отказ беженцам чудовищно жестоким не только потому, что Убежище нуждалось в защитниках, но и потому, что это было просто бесчеловечно. Слишком много долгих ночей она провела в дозоре, чтобы освободиться когда-либо от ужаса пребывания на открытой местности в темноте.
Джил подумала о Ледяном Соколе, пробирающемся в одиночестве через затопленные, полные опасностей долины, и о Руди и Ингольде в пустоте равнин. Ей так недоставало Ингольда. Джил отдала бы все на свете, чтобы увидеть их лица в свете костра. Конечно, это было несравнимо с присутствием Ингольда, с его своеобразным отношением ко всему окружающему, но по крайней мере она бы знала, что он жив. В ее собственном мире не было ни одного человека, чья утрата так взволновала бы ее.
Сам мир был дорог ей - освещенное солнцем спокойствие лужаек университета, позолоченных осенними вечерами, тишина библиотеки в полночь, когда она наедине с заплесневевшими томами выискивала единственную ссылку в груде бумаги. К этому времени ее подруги и советник доктор Смэйлс уже сообщили об ее исчезновении, и родители кинулись на поиски.
Мысль о том, сколько горя им придется пережить, сильно будоражила ее. Конечно, они бы не нашли ничего, что натолкнуло бы их на мысль о ее намерении уехать, оставив комнату неприбранной. Возможно, они уже нашли ее старый красный "фольксваген", ржавеющий в холмах, где в последний раз видели смертельно усталого рокера по имени Руди Солис. И как бы она все объяснила по возвращении домой?
Неприятное дуновение потянуло пламя факела, заставляя ее тень прыгнуть на противоположную стену. В дуновении Джил распознана запах снега.
Двери Убежища открыты!
Она высоко подняла факел. От темноты глаза ее сузились. Сердце забилось неожиданно громко. За стенами Убежища была глубокая ночь, Дарки могли быть где угодно. На таком расстоянии трудно было различить, увеличились ли тени у ворот, но пламя факела прыгало и дрожало, бросая закопченные лоскутья на темную стену. Джил не заметила ни одного караульного, сколько ни старалась.
Ее бил легкий озноб. А вдруг Дарки проникли в Убежище и взяли стражников в плен. "Среди них должен быть Калдерн", - думала она, устремляясь по лабиринтам проходов, выложенных каменными плитами. Дым факела тянулся за ней, как хвост кометы. А вдруг Дарки расправились с Калдерном... Но как они вошли? Она считала повороты налево и направо, быстро пробегая по запутанным коридорам, потом вниз по разбитой лестнице. Меч уже наготове. Пламя факела безумно прыгало вокруг ее быстро движущейся тени. Она подбежала к дверям.
Внутренние ворота были приоткрыты где-то на фут. Щель темноты между ними напоминала длинный разрез для глаз в забралах. Джил робко подошла, чувствуя бешеный бег собственной крови. Ступени, на которых она стояла с Ингольдом, когда он попросил ее подержать факел, были пусты. Джил нахмурилась. Итак, если Дарки напали на Калдерна, должны остаться следы борьбы - кости, кровь, его меч. Если они схватили только его... Она резко повернулась. За ее спиной на десятки футов простиралась пустота.
"Не берись за это, - мрачно сказала она себе.
– Дело прежде всего".
Она открыла внутренние ворота немного шире.
В слабом свете звезд, появившихся в узком прямоугольнике открытых наружных ворот, она увидела десятифутовый проход. Чернильные тени, теснящиеся по углам и в своде крыши, были неподвижны. Здесь не было Дарков. Джил почувствовала бы их. Она подняла факел, и хотя пламя его трепетало в потоке воздуха, оно не обнаружило ничего, что вызывало бы беспокойство. Девушка напряглась, как кошка, бесшумно скользнув вниз по тоннелю, и встала в открытых дверях.
Впервые с тех пор, как Джил пришла в Ренвет, покрывало облаков разорвалось. Холодный лунный свет изменил мир за стенами Убежища, превращая снега в алмазы, а тени - в бархат. Иней лежал, как кружево, на черном камне ступеней. Три вереницы следов тяжелых ботинок вели вниз по ступеням через замерзшую грязь дорожки к хранилищам, построенным на этой неделе и заполненным в последние два дня.
Джил устало вздохнула. Все ясно.
Майо и жители Пенамбры появятся в Убежище в ближайшие дни, и провизию перенесли в хранилища, чтобы освободить место для новеньких. Стража, люди Алвира и отряды Церкви должны были защищать хранилища.
Следы еще не замерзли. Калдерн мог легко соблазниться. После неудачной ночной атаки Убежища Дарки больше не пытались сломать ворота, и пост у ворот обычно передавался капитану караула. Другие караульные знали, где найти своего командира. "Кто бы мог предположить, - подумала Джил, что кто-то на самом деле оставит ворота открытыми и отважится похитить провизию?"
Их было трое, подумала она, считая следы, а четвертый отвлекал командира. Значит, это шайка. Не мужчина или женщина, опасающиеся голода, а организованная банда, которая украла бы столько, сколько смогла, и спрятала под замок, придерживая до весеннего голода.