Стены воздуха
Шрифт:
– Я не знаю, когда Лохиро обратился в Дарка, - тихо продолжил Вос. Знаю только, что глубокой ночью мы все еще находились в башне, обсуждая, как лучше поступить. Затем вдруг стены задрожали, словно от взрыва, раскалывающего опоры башни пополам, будто земля под нами взорвалась. Я поднялся, но никто больше не смог сдвинуться с места. Двери библиотеки распахнулись, и я увидел в проеме Лохиро с отсутствующими, пустыми глазами, словно из сине-зеленого стекла. Позади него был такой ураган Тьмы, которого я никогда не видел. Он был Архимаг - лишь он мог управлять всеми нами.
Ингольд покачал головой:
– И все было кончено.
–
Снова воцарилась тишина. В голубовато-бледном свете Руди увидел слезы - слезы по Архимагу, по миру, в уголках которого они жили, по мечте этого исчезнувшего города, к которой когда-то они все стремились. Ингольд уже выплакал все слезы в Сивардских горах и сейчас устремил отрешенный и опустошенный взгляд вдаль.
Золотистые глаза Воса вернулись в настоящее:
– Ты когда-нибудь бывал в чужой шкуре, Ингольд?
Ингольд кивнул. Больше никто не шелохнулся.
– Тогда ты поймешь, что после всего этого время для меня ничего не значило. Сколько мне его потребовалось, чтобы покинуть Сивардские горы, я не знаю. Пожиратели мелких насекомых не считают дней. Частью мозга я понимал, что я человек и колдун, но меня это мало волновало. Возможно, это был лишь траур. Я прятался в скалах и в одиночку полз сквозь мокрую траву. Я был ничем... ничем. Но в глубине души я оставался человеком, и, пока я медленно полз на восток уже далеко в пустыне, у меня появилось желание отыскать Угловую башню Дейра в Ренвете у перевала Сарда. Это было человеческое желание, гораздо выше того, что могла почувствовать змея. И добиться его исполнения мог только человек. Так я стал человеком. Я не знал, - тихо закончил он, - что этот призыв исходил от тебя, мой друг.
Ингольд вздохнул:
– Наверное, бездумно ползать и извиваться было удобней, змей-маг.
Линия, появившаяся в углу широкого кривого рта, слабо обозначила улыбку.
– Жить на земле приятно, - отозвался Вос, - но компания становится надоедливой. Во всяком случае, я до самой могилы буду испытывать ужас перед грифом.
– Да, - согласился, вспоминая, Ингольд, - помню, многие годы меня мучили кошмары с собаками.
– Э... э?
– проскрипел тонкий голос.
Нэн, ведьма, внезапно возникла в кругу, ее тусклые глаза сверкали злобой.
– Так приготовить тебе сверчковый суп, змей-маг? А тебе жирную мышь, Сэр Кот? Или вы собираетесь здесь стоять, пока не свалитесь от голода?
– Мама!
– воскликнула шокированная Кара.
– Это...
– Я сама знаю, что это, девчонка, - едко огрызнулась она.
– Говорят тебе, дай бедным мужикам перекусить перед тем, как они начнут бахвалиться былой храбростью.
Сгорбленная спина заставляла ее задирать голову, чтобы смотреть на них, и Руди поймал себя на мысли, что ей не хватает лишь черной шляпы и метлы.
– Спасибо, - произнес с мрачным видом Ингольд.
– Ваша забота трогает меня до глубины души.
– Ха!
– проворчала она и заторопилась прочь, к уютному местечку, которое, догадался Руди, было общей кухней. В дверях она повернулась и погрозила деревянной ложкой. Густая паутина седовато-белых волос спадала на ее костлявые плечи, а глаза сверкали на хищном лице.
– Душа, в самом деле!
– продолжала она.
– У колдунов нет души и сердца. Я знаю, что говорю, так как одна из них, и сердца у меня не больше, чем у сорокопута.
С этими словами она скрылась из виду.
– Она права, - проговорил мягко Ингольд. Вос был шокирован, а Кта засмеялся.
– Алвир обеспечивает корпус колдунов тем же, чем и стражу, объясняла Джил, пока Кара, ее мать и худая рыжая девочка подавали им овсяный хлеб и тушеное мясо из общего котла.
– Бектис все еще обедает за высоким столом - думаю, потому, что еда там лучше, но полагаю, что они оба, он и Алвир, скоро останутся в одиночестве.
– Она ухмыльнулась, взглянув на Альду, которая сидела по-турецки на шкуре бизона между Руди и заснувшим принцем Тиром, разделяя радость неожиданного пиршества.
Руди блаженно замурлыкал, не в силах скрыть счастье. Впервые за последние два месяца он был вымыт, выбрит и спокоен, и новизна всего этого доставляла ему удовольствие. Он был рядом с женщиной, которую любил, и среди таких же колдунов, как и он сам. Во время путешествия он даже не подозревал, что такое возможно. "Как странно, - мелькнула у него мысль, заснуть под крышей".
Он отыскал под мехами руку Альды, которая счастливо улыбалась.
В тусклом свете ее лицо казалось более уверенным в себе - менее смазливым, но более красивым, алогично подумал Руди.
"Джил тоже изменилась", - решил он, разглядывая худую, похожую на сухопарого подростка девушку, сидящую рядом с Ингольдом на полу. Она стала нежной, хотя физически, наоборот, окрепла. Глаза у нее были добрые, но жесткие линии в углах рта говорили о жизненном опыте, который она приобрела за эти два месяца.
"Ладно, что за черт, - подумал он.
– Мы все изменились. Даже старый Ингольд".
Может быть, позже старик вновь обретет ту безмятежность, с которой раньше смотрел на мир. Кво сломал что-то внутри него, и Руди надеялся, что это излечимо.
После первых приветствий и новостей Ингольд погрузился в молчание. Он не произнес ни слова. Не сказать, что в комнате стояла мертвая тишина. Когда хор чавкающих ртов утих, нашлись и новости, и истории о приключениях, и большинство из них исходило от Руди, Джил и Альды.
Сейчас, как и тогда, глаза старика не перескакивали с одного лица на другое - не пытаясь оценить, на что все они годны, хотя этого можно было ожидать. Сейчас Ингольд лишь знакомился с ними - добропорядочные жены и любители чая, хулители, которые допустили разрушение Кво, да один-единственный ведущий аскетическую жизнь высохший старик-отшельник и бродяга, по случайности оказавшийся таковым в середине жизни. Все они были той силой, с которой Ингольду предстояло работать, силой, отданной под его начало.