Степь зовет
Шрифт:
Он сплюнул и вернулся во двор.
— Ты бы хоть переоделся, на субботу глядя. Я уже с час как свечи зажгла, — ворчала старуха. — Хоть раз в неделю помолился бы, чтоб отец-покойник не мучился в могиле… Нет, толчется, как соседский бугай, прости меня бог. Вырастила, выходила… — Старуха горько кривила запавшие губы. — Проклятье мое, почему ты не женишься? Силы, что ли, нет? Я уж отработала свое, мою каплю пота степь уже высосала. Чего тебе от меня надо? Найди себе жену — она и в поле поможет, и во дворе станет веселее…
Шефтл
Девушка, которую он видел под вечер у ставка, все не шла у него из головы.
«Вот такую бы в жены, — думал он. — Она права, старуха, с такой чего бы только…»
Лежа с закрытыми глазами, он стал представлять себе, что было бы, если б девушка вошла к нему в дом. Вот она в конюшне, сгребла большими вилами навоз, замешала сечку кобылам и тащит его, Шефтла, в клуню, на солому…
«К кому она приехала?» — подумал он, вылез из телеги и пошел к ставку.
Над хутором плыло голубовато-пепельное небо. На широкой извилистой улице, одной-единственной в хуторе, было тихо, пустынно. Там и сям в празднично вымытых окнах мерцали продолговатые огоньки свечей, которые набожные хуторянки зажгли в начищенных медных подсвечниках, как только на небе показались первые три звезды.
А Шефтл шел к плотине и думал о девушке и о своем хозяйстве.
«Нету рук — тогда и худоба ломаного гроша не стоит. Земле нужны руки, а в горячую пору жена тоже помощница, еще какая!»
Он снова представил себе девушку и почувствовал, как что-то в нем заклокотало, закипело, словно откуда-то изнутри пробился свежий родник, и струится, и щекочет, и радует сердце.
У плотины было тоже пустынно, сумрачно. Вечер низко стлался над ставком, вода неподвижно синела. Только в камышах нет-нет что-то булькнет и плеснется.
Девушки около камышей не было. Шефтл потоптался на берегу, зачем-то поднялся к пустому загону, потом, словно спохватившись, пошел к красному уголку при комнезаме.
Проходя мимо палисадника красного уголка, он наткнулся на Якова Оксмана.
Оксман схватил его за конец выбившейся из штанов рубахи и потащил в сторону.
— Слыхал? К нам уже прилезли… — Он испуганно оглянулся. — Опять они там со своим коллективом, а? Думают, Бурьяновка — это им Веселый Кут… Конец, богачей у нас не осталось, одни голодранцы. — Его облезлая бороденка тряслась. — Одни голодранцы… Хватит, меня и так уже ограбили, четыре подводы пшеницы вывезли, хватит… Можешь не беспокоиться, теперь возьмутся и за тебя, последнюю шкуру сдерут. Я уже кое-что слышал насчет этого. — Он закашлялся и снова опасливо оглянулся. — Потолковал бы ты с Калменом Зоготом, зашли бы с ним ко мне…
В эту минуту огонь в окнах красного уголка погас. Из хаты вышли несколько человек и, разговаривая, повернули к улице.
— Хутор не пойдет, — пришепетывая, убеждал кого-то кооператор Матус. — Бурьяновка не Ковалевск, здешних вы с места не сдвинете.
— С этим все, товарищ Матус, мы ведь уже решили. Посмотрите лучше, какая ночь, — ответил высокий девичий голос. — Ну, будьте здоровы, живите богато, а мы еще погуляем.
У Шефтла екнуло сердце. Он узнал приезжую девушку.
«Ну-ка я еще разок погляжу на нее, — подумал он и двинулся навстречу. — С кем это она идет? Похоже, что с Коплдунером. Так и есть».
Девушка была уже совсем близко. Вдруг она остановилась и пристально посмотрела на него.
— Где я тебя видела? На курсах трактористов, что ли?… А! — вспомнила она и широко улыбнулась. — Я тебя видела сегодня у ставка. — Она подошла ближе, все еще улыбаясь. — Вот у кого хорошие кони, — бросила она, полуобернувшись к Коплдунеру, и снова перевела взгляд на Шефтла. Что-то ей нравилось в этом парне. Как он тогда вскочил на телегу… Силища! Такого только расшевели — и тогда ему все нипочем… Она искоса все посматривала на его загорелое, мужественное лицо, на упрямую складку рта.
Шефтлу было приятно, что она похвалила его буланых. Незаметным движением он поправил тесноватые штаны.
— У порядочного хозяина и кони хорошие, не то что у него. — Шефтл кивнул на Коплдунера. — Постромки у у него коротки, вот что…
Шефтл снова почувствовал на себе ее взгляд.
— Пойдем. Чего ты остановилась? Пойдем, Элька! — Коплдунер настойчиво тянул девушку за руку. — Не видишь, что ли, с кем разговариваешь?
Он с досадой отвернулся и пошел тропинкой вверх по улице. Девушка, звонко рассмеявшись, догнала его. Шефтл подбежал к Якову Оксману.
— Кто это, а? — показал он вслед девушке. — Вы не знаете, кто она?
Яков Оксман махнул рукой.
— Кто? Стерва, вот кто, — бормотал он, тряся бороденкой. — Ковалевского бондаря отродье… Прислали из партии порядки наводить. Только ее не хватало!.. Слава богу, прожили жизнь без них и без ихних порядков…
Коплдунер с девушкой уже скрылись за холмиком на окраине хутора. Вскоре вдали послышалась песня.
Шефтл пустился за ними. Пройдя несколько десятков шагов, он вдруг увидел прямо перед собой свою одинокую черную тень, выругался и круто повернул к себе во двор.
— Черт ее знает, чего она таскается с ним! Тоже компанию нашла себе, голоштанного пастуха! — ворчал он, залезая в свою высокую телегу.
Долго ему не спалось этой ночью. Все что-то сосало под ложечкой, и тянуло на улицу, к камышам, к ставку…
Поздним вечером Настя, оксмановская батрачка, напоила у колодца лошадей и погнала их за старый общинный сад — в ночное. Выехав на луговину, она соскочила с коня, проворно стреножила всех шестерых и пустила в густой пырей.