Степан Бандера в поисках Богдана Великого
Шрифт:
Утром 18 ноября в Варшаве началась борьба за влияние на человеческие души, и в этой дуэли Степан Бандера имел один шанс из тысячи для победы. Ему его хватило, дело было не только в знаниях и политическом мастерстве руководителя ОУН на Западной Украине. Краевой проводник использовал свой единственный шанс так, что демократическая по конституции Польша вздрогнула вся, услышав его яростные и дошедшие до всех слова:
«В стране не действуют законы, а значит, нет и преступлений! Вы убиваете нас, а тот, кто забирает чужую жизнь, должен быть готов отдать свою. Как Варшава с нами, так и мы с Варшавой. Над оккупантами законов нет, а значит и они вне закона.
Что касается идеологии
В атмосфере всеобщей политизированности, хаоса и анархии, когда в эти же дни во Франции проходил суд над усташинскими убийцами югославского короля, при новой авторитарно-демократической конституции и недавней смерти Юзефа Пилсудского, польские власти побоялись сделать суд над ОУН закрытым. В результате того, что в газетах публиковались ежедневные отчеты с судебных заседаний и особенно речи подсудимых, Организация Украинских Националистов стала главной политической силой не только на Украине, а количество ее членов и сочувствующих составляли несколько десятков тысяч человек. Вся Вторая Польская Республика с волнением следила за тем, как двенадцать оуновцев судили за попытку «оторвать от Польши ее Юго-Восточные воеводства».
Здание варшавского окружного суда в доме 15 на Медовой улице было заполнено до отказа. Три судьи, два прокурора и пятнадцать экспертов положили перед собой двадцать пять томов перацкого уголовного дела, по четыреста страниц каждый, а в приемных залах готовились давать показания сто сорок четыре свидетеля. Подсудимые сидели в три ряда вперемешку с рослыми полицейскими.
Степан Бандера, постоянно закованный в кандалы, Николай Лебедь, Екатерина Зарецкая, Дарья Гнатковская, Иван Малюца, Ярослав Карпинец, Богдан Подгайный, Николай Клинишин, Ярослав Рак, Яков Черный, Евгений Кочмарский и Роман Мигаль отказались давать показания на польском языке. Судья, чтобы выбить преимущество из рук подсудимых, ехидно спросил закованного Степана Бандеру:
– Почему ОУН годами вела следствие над директором Иваном Бабием, прежде чем его убила, а министра Перацкого, застрелила без всякого следствия?
Ответ Бандеры на украинском языке на следующий день пересказывала вся Польша:
– Директор Иван Бабий был членом украинской нации, поэтому мы должны были доказать его вину по закону. Министр Перацкий был членом вражеской нации-оккупанта, и уже тем самым нес на себе смертный приговор без необходимости правовых действий со стороны ОУН. Я тоже, как гражданин Украины, не нахожусь в юрисдикции польских законов.
После этих слов краевого проводника в зале воцарилась мертвая тишина и все вышло совсем не так, как планировала Варшава, давно написавшая оуновцам смертный приговор для устрашения желающих начать национальную борьбу с оккупантами.
Триумф пропаганды идей национально-освободительной борьбы, обвинение польских властей в издевательствах над украинским народом перед всем миром продолжались два месяца, еще раз заставив вздрогнуть польский правящий слой, почему-то называвший себя элитой народа, после последнего слова Степана Бандеры:
– Нас рассудит железо и кровь!
Польский судья заявил, что украинский язык может использоваться при даче показаний в Юго-Восточных крессах Польши, а никак ни в Варшаве, испуганно запретил подсудимым говорить вообще и зачитал обвинительный акт, в котором всех подсудимых обвинили в принадлежности к запрещенной ОУН, Бандеру – в том, что он приказал убить Перацкого, Лебедя – в подготовке покушения, Гнатковскую – в помощи Лебедю, Карпинца – в изготовлении бомбы для покушения, Климишина – в помощи Карпинцу, Подгайного – в координации подготовки покушения, Малюцу и Мигаля – в организации и финансировании покушения, Черного и Кочмарского – в укрывательстве Мацейко в Люблине и Львове, Зарецкую и Рака – в организации перехода Мацейко через границу в Карпатах.
Пилсудские, сплошь продажные газеты, само собой, подлинные материалы судебного процесса давали только в ангажированном пересказе. Они писали о Степане Бандере, которого в кандалах постоянно после каждого высказывания силой выводили из зала суда:
«Он выглядит максимум на 22 года, низкого роста, худощавый, щуплый, непрезентабельный, совсем маленький, вытянутый подбородок, жестокие черты лица, с неприятным выражением, быстрые глаза с легким испугом, нервные движения, тяжелый закрытый рот, темноволосый, коротко подстриженный, одет в черную одежду. Держится спокойно и дает показания уравновешенным голосом. Мысли высказывает в ясной форме, из них видно, что это интеллигентный человек.
Его показания производят сильное впечатление и весь зал с интересом следит за ними. Чувствуется, что этот человек не похож на большинство подсудимых. На вопросы Бандера отвечает, что никакой вины не чувствует, а свою революционную деятельность считает только исполнением своего долга. Видно, что он настоящий проводник-руководитель своих товарищей, которые слушаются его во всем».
Достоверные отчеты иностранных корреспондентов о варшавском процессе над ОУН дополняли десятки тысяч листовок подполья. Польша и Европа узнали, что двадцатипятилетний Степан Бандера – руководитель мощной подпольной организации, наносящим польским властям ущерб в миллиарды злотых и позорящий ее во всем мире, что двадцатичетырехлетний Николай Лебедь имеет огромный опыт руководства боевой референтурой, что в ОУН за свободу борются множество молодых девушек, что двадцатилетний студент-химик Ягеллонского университета в Кракове Ярослав Карпинец в своей комнате в общежитии сумел организовать великолепно оборудованную лабораторию по производству взрывчатых веществ, что все члены ОУН не достигли тридцати лет и имеют прекрасное высшее образование, которое им никак не дают завершить.
С 18 июня 1935 года почти шестьдесят дней судебного процесса над Варшавой гудели колокола судьбы, но Бельведерскому президентскому дворцу было все равно. Когда в сентябре 1939 года Польша в три недели рухнула под гусеницы Третьего рейха, президенту и сейму было уже не все равно, но было уже традиционно поздно и под нацистский каток вместе с правящим слоем попали и десятки миллионов ни в чем, кроме голосования, неповинных поляков, ответивших жизнью и смертью за неспособность выбранных ими властей управлять огромным государством.
Запретив подсудимым говорить на украинском языке, судья без колебания просто стал читать вслух протоколы полицейских допросов. Свидетели-украинцы, среди которых были Роман Шухевич, Дмитрий Мирон, Осип Мащак, Вера Свентицкая, здоровались с подсудимыми и говорили только по-украински, начиная и заканчивая свои выступления словами «Слава Украине», каждый раз получая за это от судьи сутки тюрьмы и большие штрафы, и все это немедленно становилось известно на Украине, в Польше и Европе. Давшие ранее показания подсудимые, кроме Ивана Малюцы, отказывались от них, заявляя, что польские полицейские выбивали их шантажом, обманом и избиениями. Говорившие по-польски свидетели отказывались от своих показаний.