Степан Сергеич
Шрифт:
Игумнов смотрел на Степана Сергеича и не узнавал его. Виталий жалел комбата, выхлопотал ему путевку в двухнедельный санаторий, помогал ему писать контрольные, отвадил Колю от компании дворовых шалунов, научив делать радиоприемники.
Степан Сергеич ничего не замечал.
46
Уже более двух лет монтажно-сборочному цеху присуждали переходящее Красное знамя, все, включая технолога Витеньку, были осыпаны милостями, но директор справедливо считал, что нет, мало еще вознаграждается за отличную работу передовой
И в самом деле, начальник цеха Игумнов разработал по идее директора прямо-таки гениальную операцию. Если за неделю до конца месяца выяснялось, что радиометр по каким-либо причинам не пойдет, заказчику посылалась телеграмма, составленная в паническом стиле, с просьбой изменить такой-то пункт или параграф ТУ. Соглашался заказчик или не соглашался — это уже не имело значения. Недоделанный радиометр сдавался на склад готовой продукции, а в начале следующего месяца изымался оттуда на вполне законных основаниях: приходила ответная телеграмма, содержание которой никого не интересовало.
«Игумнову — три оклада!» — бесповоротно решил Анатолий Васильевич.
Он в четвертый раз просматривал ведомости на ГИПСы. Индикаторы в конце концов прижились, счетчики каким-то путем образовались, и ГИПС пошел в сверхмассовую серию. Пять месяцев назад определили сумму премии. Трижды подписанная Труфановым ведомость привозилась в министерство на утверждение и трижды отправлялась обратно, скорректированная в мелочах. Принцип дележки прост: оклад равен единице, единица умножается на коэффициент, зависящий от степени участия в работе над ГИПСом, от должности, от еще многого. У Шелагина, к примеру, коэффициент равен единице, и получить он должен оклад.
Анатолий Васильевич покрутил пером и надбавил Петрову. Теперь с кого-то надо снять. Вот с этого.
Теперь — Шелагин… Оставить ему коэффициент, равный единице? Надо, пожалуй, прибавить. Человек изменился в лучшую сторону после «Эфиров»… С ними обошлось не так гладко как хотелось. По институту прокатился темный слушок, менее всего повинен в этом Шелагин, и без него злопыхателей достаточно, им дай лишь повод — почешут языки. Почесали, почесали — и надоело. Зато совершенно неожиданный эффект получил пустяк, вздорный вопрос на профсобрании.
Уборщица Глафира с пятого этажа, выжившая из ума старуха, спрашивала всегда об одном и том же: когда привезут электрополотер. К старческому слабоумию привыкли, вопрос пропускали мимо ушей, а на этот раз кто-то вместо ответа подбавил еще: может, тебе пылесос нужен? Зал грохнул в смехе.
Труфанов сидел в президиуме, прикрыв глаза, сжав пальцы. Неприятно получилось.
Труфанов черкнул в календаре: «Уборщицу Г. уволить».
«Два с половиной!» — вывел Шелагину Анатолий Васильевич. Проштрафится диспетчер — получит в следующий раз меньше. Получит — и поймет, как надо работать.
— Перепечатать, — сказал секретарше Труфанов, — и отослать в комитет.
Подпишут, определенно подпишут, куда им деваться. Конец года, деньги могут снять со счета. Подпишут. И впредь не попытаются брать его измором.
С ГИПСом покончено… Можно приступить к более приятному занятию.
Анатолий Васильевич достал из сейфа отчет межведомственной комиссии, подержал его в руках, раскрыв осторожно, бережно. День сегодня был крикливым, суматошным, отчет с подписями привезли в полдень, сладенькое Труфанов приберег по-детски к концу дня, сейчас наслаждался, читая отзывы и заключения. «Примула», разработчик — старший инженер Стрельников Б.Г.
Такого радиометра нигде нет, из Академии наук приехали, смотрели, лопались от зависти. Никто не верил, академики тем более, что НИИ способен на такую разработку. Да, думал директор, людей надо знать и ценить. Стрельников лично ему не нравится. Старший инженер не боится ни дурачка Молочкова, ни умницы Тамарина, ни его самого, директора, которому приходится и дурачком быть и умницей.
Отчет вновь лег на полку сейфа. Но кусочек сладенького еще остался.
Анатолий Васильевич нашел в ящике стола академический дозиметр, со стыдом и улыбкой вспомнил о честолюбивом желании своем поразить кого-то… Пофорсить вздумал, покрасоваться… Давно это было. Жулик Игумнов и правдолюбец Шелагин (как они только уживаются вместе?) такой порядочек навели в цехе, что сделать такой дозиметр теперь можно запросто. Дать задание группе Мошкарина — и все. Не хочется людей от дела отрывать, а то бы…
Через пять минут в кабинет была вызвана уборщица, и она соскребла с ковра остатки раздавленного каблуком дозиметра, а директор мягко журил ее за грязь, с каким-то удовольствием выговаривая слова, и кончил неожиданно: обещал уборщице путевку в санаторий.
47
Ко всему безучастный, вялый и погасший садился Степан Сергеич по утрам за свой стол в комплектовке. Зачем бегать по цехам, зачем суетиться, зачем воевать с кем-то? Все уже предопределено.
Кто-то пустил слух, что диспетчер запил. Выдумке, конечно, не поверили.
В семье что-то неладно, решили тогда в цехе. Но жившие в одном доме с Шелагиным утверждали обратное: в семье тишь и благодать, а если жена и приходит домой поздно, так это потому, что учится. И вообще только дура может обижаться на свою судьбу, имея такого мужа: не пьет, получает много, на других не смотрит.
В институте же, на заводе происходили события, которые в другое время возбудили бы живейший интерес Шелагина.
Два года назад семнадцатая лаборатория получила тему и все два года кропотливо разрабатывала ее. Инженеров семнадцатой прозвали в институте «кротами». Занимали они полуподвальное помещение, имели отдельный выход во двор. Однажды, когда инженеры вышли из прорыва и решение темы близилось к концу, Труфанов заглянул в лабораторию, посмотрел расчеты, схемы, дал с благодарностью принятые советы и поспешил удалиться. Оставшись наедине с собой в полутемном коридоре, Анатолий Васильевич провел рукою по взмокшему лбу. Случилось дикое, непредвиденное: семнадцатая лаборатория второй год сидела над темой, которую давно уже разработала двадцать восьмая. Труфанов и не пытался разобраться, кто виноват, виноватым будет он — в любом случае.