Степкино детство
Шрифт:
И опять всколыхнулась у Степки злость против Юркиных дружков:
— Отвяжись! Никуда я с вами не пойду!
Степка вылез из-под камня и пошел к забору.
— Стой! — крикнул ему вдогонку Суслик. — Подожди.
Степка остановился.
— Хочешь, мы с Влаской — ни сана ни мана [17] — забросим Юркины гривенники в Шайтанку?
Степка подошел к мальчикам.
— Забросишь, Власка? — спросил он.
— А то нет? Враз брошу.
— Хвастаешь?
17
Ни
— Ну сказал брошу — и брошу.
— Руку даешь?
— Руку не дам. Руку давать — обновы не видать, а побожиться — побожусь.
Суслик торопливо сунул Степке ладонь.
— А я, пусть без обновы, я и руку даю, и божиться стану.
— Ну, божитесь оба!
— Лопни глаза, — начал Суслик.
— Лопни глаза, — громко повторил за ним Власка и, осторожно скосив глаза на Степку, добавил шепотом: — Бараньи.
— Отсохни руки, — тряс головой и клялся Суслик.
— Отсохни, — громко говорил Власка и шепотом добавлял: — Рукава.
Степка насторожился.
— Стой! — крикнул он Власке. — Как рукава? Отводной божбой божишься, обманщик! Не мирюсь! Не буду мириться!
Суслик схватил его за плечи.
— А со мной за что? Я ведь правильно божусь! Хочешь, я его по башке смажу? Хочешь?
— С тобой мирюсь, — сказал Степка.
— Ага! И палец дашь? — обрадовался Суслик.
Степка согнул крючком мизинец правой руки и протянул его товарищу:
— На!
Суслик зацепил Степкин палец крючком своего мизинца и потряс его.
— И со мной! — сказал Власка и протянул Степке свой мизинец.
— Ладно уж!
— Ну вот якши, и помирились, — сказал Суслик. — А тебе, бабий шепот, на вот добавку! — и он шлепнул Власку ладонью по затылку.
Власка зашарил по волосам:
— Что лезешь, черт! Видишь, шишку поставил.
— Что? Шишку? Да тебя об этот камень ударь — и то шишки не будет.
Степка развел ребят.
— Ну, довольно орать. Посмотри, Суслик, что там Глухарь-то?
Суслик высунулся из-за камня.
— Сидит! Так на пороге и закис. Заснул, должно. Ну, живо, пошли-поехали!
Степка с Сусликом кошками кинулись на забор. Раз — одна нога на заборе, два — другая, три — прыжок на улицу и — полный ход.
Перегоняя друг друга, Степка с Сусликом понеслись на звонаревский двор.
А за ними, поотстав, бежал Власка.
Глава IX. Мертвый калмык
Оба полотнища звонаревских ворот были настежь распахнуты. Звонаревы были богатенькие, у них все под замком, а тут — на вот — заходи кто хочет. Значит, не врал Суслик про покойника, значит, неладно у Звонаревых, если ворота настежь.
Рыжая дворняга Лютра, дремавшая в тени будки, загремела цепью, вскочила на ноги, хотела было залаять, но, увидев знакомых ребят, только раскрыла рот и зевнула.
Степка оглядел двор: все так, как и всегда. Пахнет прелыми сетями, вяленой рыбой. На веревках вдоль и поперек развешены драные невода. Два знакомых ловца-калмыка, раскосые и черные, сидя на корточках и посасывая свои трубочки, чинят невода деревянными иглами. Направо, под навесом, навалены груды старых парусов, налево громоздятся наставленные одна на другую рыбные бочки. Всё — как всегда. Будто и покойника никакого в доме нет.
— Эй, знаком, — разлетелся Суслик к ловцу, сидевшему около опрокинутой бударки, — который тут померший калмык?
Калмык даже не взглянул на Суслика. Он только тряхнул своими жесткими, как проволока, волосами: отвяжись, дескать.
Другой, тоже не глянув на ребят, продолжал сосать свою трубочку, цыкая сквозь зубы слюной.
Суслик потоптался на месте, повертел головой туда-сюда и вдруг присел на корточки рядом с калмыками.
— Степка, там еще один есть, за неводами. Может, он знает.
Степка и Суслик подлезли под невода и у самого забора увидали старого, незнакомого калмыка в фартуке, облепленном рыбьей чешуей. По фартуку видно — солильщик. Старый калмык сколачивал топором из бочечных досок длинный ящик и тоже посасывал трубочку.
— Эй, Очир, Таджи, Харцхай, — перебирал Степка все калмыцкие имена, — может, знаешь, где тут померший калмык?
Солильщик всадил топор в доску, вынул изо рта трубочку, выколотил ее о ладонь и махнул трубкой на хозяйскую горницу.
— Ага-бага, туда бегай.
— К Звонарихе в горницу? — удивился Суслик. — Нет уж, сам иди к этой карге. Лучше здесь подождем.
Вдруг Власка крикнул:
— Ребята, а ведь это он гроб делает.
Степка с Сусликом переглянулись.
— А ведь верно, — сказал Степка. — Ай да Влашка-Мордашка! Смотри, Суслик, длинный какой, как раз для человека. Давай, ребята, ждать.
Степка прикатил бочку, поставил ее против горницы и уселся на нее, поджав под себя ноги.
Власка и Суслик тоже прикатили по бочке и уселись рядом с ним.
Сидели и ждали — вот уложат в гроб покойника и на кладбище понесут. А пока принялись самопалы ладить.
Степка содрал с бочки обруч и гнул для самопала дугу. Власка вытащил из кармана самодельный ножичек, из-за пазухи — камышовые палочки и принялся строгать стрелы. Обстругает Власка палочку — и передает Суслику. Суслик налепит на кончик кусочек смолы — и стрела готова.
Каждый делал свое дело — и все молчали.
Вдруг Власка перестал строгать и сказал:
— А я вот что все, братцы, думаю: крещеные калмыки, нашей они веры или татарской?