Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время
Шрифт:
Открытие Хорезмской экспедицией на русле Узбоя парфянского укрепления Игдыкала и последующие работы на нем выявили периоды жизни этого городища (I в. до н. э. — IV в. н. э.). Кроме того, работы последних лет зафиксировали стабильное размещение археологических памятников IV в. до н. э. — IV в. н. э. вдоль Узбоя. Они представлены многочисленными погребальными сооружениями и остатками кратковременных поселений по берегам Келькора и Узбоя. Все это говорит о существовании в то время более или менее постоянного стока воды по Узбою. Но после IV в. н. э. он прекратился (Юсупов Х., 1979а, с. 58; 1986, с. 37, след., 119, 133, 142).
Не менее сложна историческая динамика дельтовых русел Сырдарьи. В отличие от низовьев Амударьи, где функционировали обособленные друг от друга дельты, связанные со стоком то в Сарыкамыш (и далее, иногда в Каспий), то в Арал, в низовьях Сырдарьи сформировалась одна громадная древняя дельта, которая пересекалась речными протоками как широтного (главным образом в восточной части), так и меридионального (в западной части) направления. В позднем неолите и в эпоху бронзы (конец III — начало I тысячелетия до н. э.) сырдарьинские воды стекали в Арал по системе Инкардарьинских русел вдоль центральных Кызылкумов, расчленяя их северную окраину, а также по руслам Пра-Кувандарьи (Ескидарьялыку) южнее современной Сырдарьи. Как и Амударья в своем нижнем течении, Сырдарья и ее крупные дельтовые протоки текли в собственных наносах. Поэтому нередко паводковые воды переливались через береговые валы, затопляя обширные пространства, образуя озера и болота, давая новое направление потокам. Так, в VII–V вв. до н. э. образовалось крупное русло Жаныдарьи, которая пересекала систему Инкардарьинских более древних русел (Андрианов Б.В., Итина М.А., Кесь А.С., 1974, с. 53). Однако памятники античного времени на этом русле Жаныдарьи (западнее Бештамкалы) отсутствуют. Это дает основание предполагать, что вода из Жаныдарьи попадала в Арал по меридиональным руслам, расположенным к западу от Чирик-Рабата. Но с XI по XIV в. н. э. крупное русло Жаныдарьи вновь стало функционировать. По системе же русел Пра-Кувандарьи и Ескидарьялыку сток в Арал шел со второй половины I тысячелетия до н. э. вплоть до VIII–IX вв.
Как и в низовьях Амударьи, в низовьях Сырдарьи можно наблюдать постепенное отмирание дельтовых протоков, начиная с наиболее южных и древних (русла Даудана в Присарыкамышской дельте, Инкардарьинские русла). Этому процессу способствовала и хозяйственная деятельность древнего населения, которое активно использовало природные ресурсы хорошо увлажняемых, богатых растительностью дельтовых равнин: паводковые речные разливы — для орошения небольших полей; камыши — в качестве корма для скота; окружавшие речные оазисы пески — для выпаса верблюдов и овец; речные заводи и озера — для ловли рыбы. Обширные дельтовые области и долины крупных среднеазиатских рек (Амударьи, Сырдарьи, Сарысу, Чу, Или и др.) с древних времен стали как бы промежуточной территорией (с преобладанием полуоседлого скотоводческо-земледельческого населения) между широкой зоной кочевых скотоводов казахстанских степей и древними земледельческими оазисами юга Средней Азии (см. ниже карты 1; 4).
Как показали археологические и этнографические исследования, для каждой из главных природных зон Средней Азии и Казахстана — гор, предгорий, крупных речных долин и пустынных равнин — с давних времен были характерны свои особенности использования природных ресурсов и ведения хозяйства. Они-то и отразились на формировании и развитии хозяйственно-культурных типов, различия между которыми были обусловлены как историческими причинами, так и резкими контрастами природных условий. В пределах Среднеазиатско-Казахстанской историко-культурной области сложилось несколько хозяйственно-культурных типов: оседлых пашенных земледельцев (с ирригацией) и скотоводов, полуоседлых скотоводов-земледельцев и, наконец, кочевников и полукочевников-скотоводов степей (Андрианов Б.В., 1962, с. 32–37; 1984, с. 76). Но внутри каждого хозяйственно-культурного типа скотоводов-кочевников существовали подтипы, что отражало локальную специфику ландшафтных зон. Так, на севере Казахстана суровость зимы (с низкими температурами и сильными ветрами) заставляла скотоводов перегонять скот на юг, в центральные районы, где его укрывали в грядовых или бугристых песках. Скотоводы южных, более теплых, пустынь выпасали скот круглый год или отгоняли его в горы. На востоке под летние пастбища использовались горные степи и луга. Зимой в горах скот укрывали в глубоких долинах, а летом выпасали на альпийских пастбищах. Зимние стоянки с сезонной оседлостью, как правило, использовались из года в год на протяжении многих веков (Акишев К.А., 1972, с. 33).
В Центральном Казахстане в зоне кипчаково-полынных степей ведущая роль принадлежала овцеводству и коневодству с длительными меридиональными перекочевками (Жданко Т.А., 1968, с. 274–281; Акишев К.А., 1972, с. 35, 36). На юго-западе, на территории Туркмении, в составе стада преобладали верблюды, овцы и козы. Маршруты перекочевок там были обусловлены расположением водных источников и колодцев (Оразов А., 1975, с. 217). На юге и востоке, в горах, где были развиты различные формы скотоводства (отгонно-пастбищная, кочевая, выгонная, стойлово-выгонно-яйлажная) (Кармышева Б.Х., 1969), сезонные миграции скотоводов имели преимущественно вертикальный характер. Но почти всюду скотоводство в той или иной степени сочеталось с земледелием.
В дельтовых областях сохранялся архаический хозяйственно-культурный тип с полуоседлым комплексным скотоводческо-земледельческо-рыболовным хозяйством. Каирные (естественно увлажненные) земли обеспечивали обитателей просом, тыквой и дыней; обширные заросли камышей служили кормовой базой для крупного рогатого скота; в протоках и разливах ловили рыбу. Судя по этнографическим материалам XIX в., этот хозяйственно-культурный тип сочетал в разных соотношениях скотоводство и земледелие, элементы кочевой (переносная юрта) и оседло-земледельческой культуры (зимний глинобитный дом и т. п.).
Все эти экологические особенности обусловили специфику археологических комплексов, происходящих из разных регионов Средней Азии и Казахстана.
Сложный и еще недостаточно ясный процесс становления кочевых форм скотоводческого хозяйства завершается в Средней Азии в первой четверти I тысячелетия до н. э. Новая форма хозяйственной деятельности обусловила существенные изменения почти во всех сферах материальной и духовной жизни, которые прослеживаются в то время в пределах всего степного пояса Евразии. Как и в других его частях, на рассматриваемой территории формируются новые культуры, характеризующиеся значительным сходством ввиду однотипности экономической основы и общности или родственности вовлеченных в этот процесс этнических массивов степного населения. Увеличение подвижности привело к племенным передвижениям и установлению разносторонних контактов, что способствовало быстрому распространению и усвоению на больших территориях проверенных практически новшеств. В рамках сложившегося к VIII или VII в. до н. э. (вопрос этот спорен) в степной зоне скифо-сибирского культурного единства ранние кочевники Средней Азии выступают как создатели самобытных черт и посредники в передаче достижений своим соседям.
С этого времени одним из важнейших, постоянно действующих факторов, определявших специфику исторического процесса, становится сосуществование и активное взаимодействие кочевого и оседлого населения региона. Письменные источники содержат прямые указания на ведущую роль кочевников в событиях, приведших к образованию двух крупнейших государств древности — Парфянского и Кушанского, но об их создателях сообщают лишь скудные и отрывочные сведения.
Периодизация древней истории кочевого (и полукочевого) населения Средней Азии на основе каких-либо кардинальных вех внутреннего развития общества сейчас невозможна. Но известные нам факты политической истории дают право условно выделить четыре периода: 1) (VIII?) VII–IV вв. до н. э., условно называемый «сакским» временем (видимо, точнее его следует называть «сако-массагетским»); 2) III–I вв. до н. э. — время, характеризующееся крупными племенными передвижениями и возникновением обширных государств с кочевническими династиями; 3) I–III вв. — время максимальной экспансии и последующего распада этих государств; 4) IV–V вв. — время появления в Средней Азии новых больших групп кочевников и возрастающего давления их на Иран и северную Индию.
Конкретные сведения о кочевниках Средней Азии впервые приводит Геродот, который частично использовал более ранние данные Гекатея, восходящие, как предполагают, к персидским первоисточникам. Здесь четко разделяются две группы племен: массагеты и саки, что повторяется и у более поздних авторов и подтверждается археологическими данными.
Сведения античных авторов о саках ограничены и отрывочны. Но, судя по некоторым указаниям Геродота (VII, 64) и Плиния (VI, 50), сам термин «саки» носил собирательный характер: так персы именовали все кочевые племена Евразии, похожие на «собственно саков» (Пьянков И.В., 1968; 1985). Но одновременно это было и самоназванием вполне конкретной группы, которая локализуется на правобережье Сырдарьи, за Согдом. В древнеперсидских надписях саки первоначально фигурируют как нечто единое, но затем появляются три их группы: саки-хаумаварга, саки-тиграхауда и «заморские» (парадарайя). «Заморскими» именовались, видимо, европейские скифы, которые к данному тому отношения не имеют. По поводу двух других групп и остальных племен существует много гипотез (Обзор литературы см.: Литвинский Б.А., 1972б, с. 158–174). Саки-хаумаварга соответствуют, очевидно, племенам, покоренным еще Киром II, тогда как саки-тиграхауда были подчинены в результате похода Дария I в 519/518 г. до н. э. Установить места их обитания затруднительно ввиду отсутствия конкретных данных о маршруте похода. К тому же, мнения исследователей расходятся: чаще всего саков-тиграхауда отождествляют с массагетами, жившими в Закаспии (Herrmann А., 1920; Junge J., 1939; Струве В.В., 1968, с. 51–66; Дандамаев М.А., 1963а), хотя высказывались и соображения о локализации их в северо-восточной части Средней Азии — на территории Шаша (район Ташкента), северной Киргизии и юга Казахстана (Григорьев В.В., 1871, с. 50–59; Акишев К.А., Кушаев Г.А., 1963, с. 16–20). Правда, К.А. Акишев считает, что территория саков-тиграхауда, кроме названных областей, включала на западе южное Приаралье и на востоке — Горный Алтай (Акишев К.А., 1978, с. 5). Данных для решения этого вопроса еще недостаточно.
Границы земель хаумаварга (амюргийских скифов Геродота) в источниках также не указаны, что при неясности некоторых других сообщений о саках привело к появлению различных гипотез, согласно которым они занимали Памир и даже области до Гиндукуша (Herrmann А., 1920, с. 1772; Junge J., 1939, s. 83; Пьянков И.В., 1985). Основными аргументами служат упоминание «скифского берега» во фрагменте Гекатея о Каспапире — городе гандаров, указания на саков и каспиев в 15-й сатрапии Ахеменидского государства и упоминание саков вместе с бактрийцами. Однако все эти доводы не являются решающими, так как связь названия в узком значении с населением указанных территорий до II в. до н. э. в источниках не засвидетельствована. В то же время из китайских хроник известно, что до середины II в. до н. э. у северных склонов Тянь-Шаня и в Семиречье обитали племена, наименование которых (сэ или сэван, что может переводиться также как «цари сэ») бесспорно содержит в себе этноним саков (ЦХШ, гл. 96А; Бичурин Н.Я., 1950б, с. 190). Таким образом, территория северо-восточной группы саков простиралась далеко за пределы среднего течения Сырдарьи, возможно, вплоть до Джунгарии.