Степные боги
Шрифт:
– Врежь ему! – кричал Петька, еще не очень сам понимая, кому из них он кричит. – Давай!
Потому что, с одной стороны, ему сильно хотелось, чтобы этот с котомкой получил за поруганную и украденную рубаху, но с другой стороны – это ведь он спас Петьку от одуревших вконец пацанов, а потом еще и вернулся, чтобы его перевязать. Впрочем, оба они были враги, и кто бы из них кому ни навалял – хорошо от этого должно было стать только Рабоче-Крестьянской Красной Армии.
– Лупи его! – орал Петька, стараясь дотянуться до них пяткой и
Он так долго ждал наступления на Квантунскую армию, что теперь ему казалось, будто вот оно, началось, и он тыкал и тыкал пяткой, сидя под своей сосной, то в одну, то в другую серую спину в зависимости от того, какая из них оказывалась ближе к нему.
– Вот они! – раздался вдруг чей-то громкий и наконец русский голос. – Я же говорил – он его найдет. Правильно, что взяли второго япошку.
На залитой лунным светом поляне появились две фигуры с автоматами на плечах, и Петька не столько узнал, сколько догадался, что это были те двое охранников, которых он встретил недавно у ворот лагеря и которых сердитый ефрейтор Соколов отправил ловить беглого японца.
Петька сильно обрадовался и хотел вскочить им навстречу, но не успел, потому что они сами уже подбежали к нему.
– Дяденьки… – сказал он, протягивая к ним руки.
Но они не обратили на него никакого внимания, а сняли свои автоматы и начали бить прикладами обоих японцев.
– Дяденьки… – повторил Петька, но солдаты его не слышали.
– Получи, сука, – говорил молодой, опуская приклад на плечи и голову закрывшегося руками Петькиного японца.
– Вот так, значится, – вторил ему седой, целясь своим прикладом беглому лекарю под ребра.
Тот японец, который был с палкой, потихоньку отполз в сторону, а Петькин продолжал закрываться от града тяжелых ударов, но не зажмуривался, а глядел почему-то все время на Петьку. Охранники лупили его, как бабы лупят белье на реке, а он все смотрел и смотрел и как будто ждал чего-то, но Петька не знал, чего он ждет, потому что сам бы он давно уже вскочил на ноги и убежал.
– Хорош, – сказал наконец седой, и оба охранника остановились.
Залитые лунным светом, они стояли, опираясь на свои «ППШ», тяжело дышали, как после игры в чехарду у себя в лагере, а тот японец, который был с ними, ползал по траве на карачках и что-то искал. Петька шевельнулся, собираясь подняться, и неожиданно нащупал в траве его палку. Секунду помедлив, он осторожно подтянул ее к себе, потом убрал за спину и, не оборачиваясь, затолкал как можно дальше в густой куст крапивы.
Глава 11
Хиротаро знал, кто сообщил лагерному начальству о его первой тетради, но не сердился на Масахиро за это. В каком-то смысле он даже был благодарен ему. То мгновение, когда он внезапно ощутил себя мертвым, стоя в неглубокой могиле младшего унтер-офицера Марута, не было для него ни новостью, ни откровением. Хиротаро уже давно считал себя умершим. Он, собственно, поэтому и начал вести свой дневник. Ему хотелось написать что-нибудь из мира теней, отправить сообщение живым, рассказать им о том, что, быть может, волновало уже только мертвых. Но Масахиро выдал его, и пришлось начинать все сначала.
Пока Хиротаро восстанавливал тетрадь, он снова почувствовал себя живым, и вот за это он был благодарен своему другу. Его ничуть не пугал мир ушедших, среди которых он видел много светлых и дорогих его сердцу теней, однако проснувшийся интерес к жизни вдруг совершенно по-новому согрел его и заставил прислушаться к запахам, краскам и звукам этого мира.
– Стоять, суки! – громко скомандовал седой охранник, останавливаясь рядом с японским бараком. – Ты пошел спать, а ты – с нами к ефрейтору! Живо!
Масахиро, сгорбившись, проковылял в барак, а Хиротаро покорно двинулся следом за охранниками в сторону каптерки.
Когда они подошли к тяжелой, обитой железом двери, седой охранник услышал что-то внутри и предостерегающе поднял руку.
– Тихо! – сказал он.
За дверью происходила какая-то возня. Оба охранника и Хиротаро стояли в темноте рядом с каптеркой, прислушиваясь к долетавшим до них звукам. Хиротаро не понимал, почему они не входят, но охранникам сейчас было не до него.
– Сказала нет, значит, нет… – бубнил женский голос. – Отцепись, кому говорю… Пошел, кобель драный!
За дверью что-то упало.
– Не даст ему больше Алена, – громко прошептал седой охранник. – Ей теперь офицеров подавай.
В слове «офицеров» он сделал ударение на последний слог, как говорили герои фильма «Чапаев» о белогвардейцах, но Хиротаро этого фильма не знал и вообще не настолько хорошо владел русским, чтобы уловить насмешку. Он понял только, что за дверью вместе с ефрейтором находится женщина и что она не хочет быть с ним.
– Козел! – громко сказала она, выбегая наружу.
Молодой охранник едва успел отскочить в сторону, чтобы его не треснула тяжелая дверь, а следом за женщиной из каптерки уже показался ефрейтор Соколов.
– Стой! – закричал он ей вслед. – Иди сюда!
– А вот это видел? – она обернулась и, как по гитарным струнам, провела рукой по тому месту, где у мужчины находится все самое важное. – Брынди-брынди, балалайка!
Засмеявшись, она показала ему кукиш и в следующее мгновение растворилась в темноте.
– Сука… – сказал ефрейтор и перевел рассеянный взгляд на охранников. – Вы чего тут?
– Вот, привели, – сказал седой, указывая на Хиротаро. – Полдня искали, товарищ ефрейтор. С ног сбились. Еще и ужин пропустили…
– Ты чего бегаешь? – Соколов устало посмотрел на японца. – Ну, чего тебе неймется?
– Нада цветы смотреть, – заговорил Хиротаро, быстро развязывая свою котомку и успевая кланяться. – Господин офицер доржен цветы смотреть… Рюди на шахте бореть будут, умирать будут…